С тех пор как она перестала называть меня «тетей», прошло больше десяти лет – примерно тогда же Алиса перестала называть маму этой девочки «тетей Пэм».
– Время не лечит. Боль не проходит, ты просто привыкаешь и приспосабливаешься к новой жизни.
На столе лежат сигареты, коричневый пузырек с таблетками, газеты, оставшиеся с прошлой недели, пестреют яркими заголовками про дебаты между Бараком Обамой и Миттом Ромни, столкновение с паромом в Гонконге и грузинскую долгожительницу, которая, если верить автору, умерла в возрасте ста тридцати двух лет. Вот она, новая жизнь.
– Не нужно стыдиться шрамов. Они тоже часть нашего прошлого.
Рядом с Мег я еще острее почувствовала, что Алисы больше нет: от человеческого тепла могильный холод становился только сильнее. Моя дочь далеко. Так далеко – никогда не дотянуться. Я помню детские голоса, доносившиеся со второго этажа, заливистый хохот, шепотки, проказы, песни. Девочки копили карманные деньги, чтобы купить роликовые коньки. А еще через пару лет – наряды и вечеринки, Алиса и Мег часами напролет крутились перед зеркалом, веселые, бесстрашные.
– Некоторые родители называют звезды в честь погибших детей. Взгляни на небо ясной ночью, Мег. Там наверху сияет целая галактика ребятишек. – Мы плакали и утирали друг другу слезы; когда-то Алиса тоже ее утешала. – У тебя обязательно будет ребенок, милая моя, и ты поймешь, какое это счастье! Алиса принесла мне столько радости, столько света…
– Зачем она это сделала, тетя Лиз?
Я продолжала поглаживать Мег по щеке, будто пытаясь стереть невидимый след.
– Почему она выбрала для себя такой конец? Алиса ведь…
Странно, о чем это она? Я сообразила не сразу.
– Солнышко, это был несчастный случай.
– Простите, тетя Лиз. Мы не сможем помочь друг другу, если будем кривить душой.
– Алиса никогда не пошла бы на такое.
– Но это очевидно.
– Не надо, не говори так.
– Простите. Я должна поговорить с вами начистоту, просто чтобы спокойно жить дальше. Вам нечего стыдиться. Самоубийства… Послушайте, люди сводят счеты с жизнью по самым разным причинам. Алиса сделала осознанный выбор, хотя нам трудно с этим смириться.
– Моя дочь не такая.
– Дело не в характере, так сложились обстоятельства. Это может случиться с каждым.
Стало нечем дышать: Алисы больше нет, я ее никогда не увижу.
– Она рассказывала мне о том, что произошло, когда вы преподавали в Саутгемптоне. Что вы… ну… в общем… Дедушка проболтался.
– Тридцать лет прошло.
Говорят, в эпоху Интернета не осталось секретов и тайн. Но это не так, Джем. Я получила сообщение от Алисы.
Полицейские говорили про анализ данных сотовой связи. Сбор доказательств. Сообщения Алисы, телефонные разговоры, даже история интернет-браузера стали известны широкой публике – просочились по капле в комментариях следователей, случайных догадках, сплетнях и рассказах ее собеседников. В вихре лжи мелькали цитаты с ее любимого айфона, извлеченного со дна реки, факты переплетались с выдумкой, миф с реальностью.
Однако не все сообщения вышли на свет, одно так и осталось тайной. Она отправила его мне в свою последнюю ночь.
Опять секреты.
Что мне делать, Джем?
Речь Элизабет Сэлмон на похоронах Алисы Сэлмон, 13 февраля 2012 г.
Письмо, отправленное профессором Джереми Куком, 10 октября 2012 г.
Ларри, она приезжала ко мне. Ни звонка, ни предупреждения: стук в дверь, и заходит она.