По ее следам

– Я много всего рассказывал в интервью, однако напечатали только избранные моменты. – С другого конца коридора донесся протяжный вопль, – подал голос пьяный мальчишка. – Ее любили друзья и близкие, а по работе Алисе приходилось сталкиваться с людьми, которые на дух ее не переносили.

– Знакомая история, – ответил инспектор, поглядывая на часы.

– Это еще не все, – выпалил я. – Вчера вечером я пришел с работы и обнаружил, что в мой дом вломились!

– Что у вас украли?

– Ничего. Но вещи стояли не на своих местах, и компьютер был включен.

– Компьютер украли?

– Нет, но им кто-то пользовался. Это чувствуется.

Судя по выражению лица, полицейский никак не мог решить, что ему делать – пожалеть меня или просто расхохотаться.

– Понятно, – сказал он. – Так кражи не было?

– В доме побывал посторонний! Я очень педантичен и помню, как стояли вещи на моем столе. И, кроме того, мне кажется, что за мной следят.

Я едва не признался во всем до конца, однако в последний момент об одном умолчал: мальчишка с татуировками появлялся на кампусе, а вчера я даже видел его на парковке у госпиталя. Он периодически заглядывает в мой кабинет и приносит экземпляры из «коллекции Алисы», как кот, который хвастается пойманной мышью. Мне не хотелось, чтобы полиция добралась до него – этот парень может проболтаться про письмо (вдруг ему еще что-нибудь известно?), – но нужно было хоть как-то подстегнуть следствие. Репортеры с неугасимым энтузиазмом склоняют историю Алисы на разные лады, а вот полиция не проявляет особого интереса.

– Бен Финч был тем еще ублюдком, – заявил сегодня этот мелкий уродец. – Прямо раздувался от гордости. Бухтел про старинную школу и почтенных наставников. Представляешь? Не учителей, как у всех нормальных людей, а наставников!

– Это один из ее бывших молодых людей, да?

– Можно и так сказать. Форменный псих, вот он кто. Так исколотил меня один раз! Лупил ногами до последнего, хотя я и так лежал мордой в пол.

– Почему?

– Потому что Бен Финч – садист и сволочь. Аристократическая школа, там в детях воспитывают безжалостность. Выживает сильнейший, убей или будешь убит.

– Не спорю, в такой среде у человека могут развиться качества характера, весьма далекие от похвальных; но никто не станет прибегать к насилию подобного рода без предварительной провокации.

– У Алисы спроси! Ах да, не выйдет… На следующее утро этот лицемерный сукин сын посмотрел на мою разбитую рожу, ухмыльнулся и сказал: «Плохо выглядишь, приятель. Сходил бы к врачу». А когда пришли девчонки, еще и прикололся, что, мол, участники геймерского сообщества чего-то не поделили.

Воспоминание сильно раззадорило мальчишку, он грохнул кулаком по столу. А потом неожиданно заявил:

– Я видел в супермаркете твою жену.

– Держись от нее подальше.

– Пять сотен фунтов, – таков был его ответ.

Ох, Ларри, может, у меня просто разыгралось воображение? Я плохо сплю. Флисс упрашивает немножко сбавить обороты. Она бы отнеслась к этой затее иначе, если бы знала, что Элизабет Сэлмон, мать моей музы, и Элизабет Малленс из прошлого – это одна и та же женщина.

– Тебе не кажется, что не все секреты следует разглашать? – спросила она. – Некоторые тайны должны быть похоронены безвозвратно, Джереми.

Я не мог с ней согласиться, однако спорить не стал. В моей могиле не место тайнам. Не хочу никаких недосказанностей. Когда речь идет об Алисе – и о Флисс, – я стремлюсь к таким же простым и понятным отношениям, как у нас с тобой. Помнишь, мы клялись друг другу быть честными во всем, а потом проверяли клятву на крепость? Те письма переходили любые границы. У меня – прыщи, у тебя – экзема. Я ненавидел отца, твои родители едва сводили концы с концами. Фантазии, которые я воображал, мастурбируя, и твоя потеря девственности. Как игра в карты, освобождающая, пьянящая. Только играли мы не с картами, а сами с собой (в прямом и переносном смысле – какими же мы были юными грязными дикарями!). Я всегда ждал писем с напряженным предвкушением, мне нравилось читать твои послания и сочинять ответы. Все важные события в жизни – результаты экзаменов, новые археологические раскопки, даже свадьба – почти не интересовали меня сами по себе, я думал только о том, как буду про них писать. Ты никогда не дразнил меня, как другие мальчишки, не обзывал Кукишем, носатым уродом, шотландским чучелом и четырехглазым. Мы были словно близнецы, разлученные после рождения, даже хобби оказались одинаковыми: филателия, коллекционирование автографов (нынче это уже не в моде, молодежь предпочитает коллекционировать фотографии знаменитостей на телефоне) и полузабытые исторические события – например, рейд на Медуэй в 1667 году, когда голландцы потопили наши корабли в Чатеме. Я думал: «Наконец-то! Хоть кто-то, похожий на меня!» Тогда я впервые понял, что не совсем одинок на этой планете.