– Да уж, никуда не денешься! – Хотелось сорваться с места и бежать, бежать без остановки, пока вокруг не останется ни одного знакомого лица: там, далеко-далеко отсюда, я смогу быть другим человеком, ярким, интересным, без червоточины. – Чтоб тебе сдохнуть! И мне заодно тоже!
Выпроводив маму из комнаты, я включила ноутбук и принялась жать delete. Позже, когда мама с папой ушли – мама боялась оставлять меня одну, но я пообещала поговорить с ней по душам чуть попозже, – я собрала все бумажные дневники и бросила в металлический бак, в котором папа сжигал садовый мусор. Нашла в гараже канистру с бензином, обильно полила сверху, – и гигантский оранжевый костер со свистом взметнулся ввысь и спалил мне брови, обдав волной жара и ужаса.
– Горите! – кричала я, вырывая страницы и подбрасывая их в пламя. Мне было нисколько не жаль девчонку, которая это писала. На свет появилась новая я.
В тот день мне исполнилось шестнадцать.
На следующий день я снова заглянула в сад. Ветер разбросал по лужайке клочки обгоревшей бумаги. На поилку для птиц уселась малиновка, похлопала крыльями, подняла брызги. Пичуга плескалась радостно и беззаботно. Мне тоже захотелось окунуться. Плавала я плохо, но могла подолгу сидеть в воде: мне нравились прохладные течения, упругая сила, поддерживающая и подталкивающая вверх, будто я весила меньше, чем на самом деле.
– Милая, сгорело не все, – сказала мама вечером. – Я ничего не читала, честное слово! Вот, возьми. Может, когда-нибудь захочешь взглянуть на них снова.
Сейчас мне двадцать четыре, но я так и не рассказала маме о той записи в дневнике «Почему я выпускала боль в ванной». Мне было тринадцать. Эта статья подтолкнет нас к разговору, которого я избегаю вот уже десять лет. Может, именно поэтому мне хочется, чтобы ее непременно опубликовали. Я поговорю с мамой до того, как она прочитает эти строчки, – а она обязательно прочитает, мама не пропускает ни одной моей заметки, внимательно изучает даже самые занудные общественные призывы и истории о клубных потасовках. Она уже давно не пытается коллекционировать вырезки из газет – их слишком много, не влезают в альбом, – но никогда не упускает случая сообщить, как здорово я пишу. И каждый раз мне становится тепло и радостно: мама мной гордится.
Сначала скажу ей главное: я не пыталась покончить с собой, просто хотела выпустить наружу дурные мысли. Хотя это чувство не прошло до сих пор, я научилась справляться с ним – и здесь мне помог дневник. Угадайте, что я сделала, когда мама отдала мне пакет с обуглившимися кусочками моей жизни с тринадцати до шестнадцати лет? Поднялась в свою комнату, включила ноутбук и принялась писать.
«Алиса Сэлмон, шестнадцать лет», – начала я.
Писала обо всем: как перепачкала руки сажей от обгоревших страниц, как нюхала почерневшую бумагу, словно ребенок, познающий огромный неизведанный мир. Даже про малиновку – грудка у птицы была не алого, а охряного цвета. Как она распушила перья и встряхнулась, и во всем мире для нее не было ничего важнее, чем эта секундная радость.
Иногда хочется просто забыть о случившемся, но именно память делает нас людьми. А дневник помогает сохранить воспоминания, упорядочить жизнь, найти логику в произошедшем. Анна Франк и Оскар Уайльд понимали это. И Сэмюэль Пипс. И Сильвия Платт. Даже выдуманные персонажи вроде Бриджит Джонс. Однако гораздо чаще дневники ведут обычные люди, как мы с вами. Именно таким запискам будет посвящен новый проект «Национальный архив дневников», цель которого – сохранить наши повседневные наблюдения. Может быть, я тоже отдам туда свои заметки.
Я не была исключением из правил. Если верить статистике, в подростковом возрасте как минимум одна девушка из десяти наносит себе вред. Мне повезло, я легко отделалась: шрама почти не видно. Его можно разглядеть только под определенным углом при правильном освещении и только если знаешь, куда смотреть.
Та девочка не вызывает у меня ненависти. На уроках изобразительного искусства она часто рассматривала скальпели, перебирала лезвия для папиной бритвы и думала: это же легче легкого – провести острием по внутренней стороне руки, по белому, как рыбье брюшко, запястью; хватило бы одной черты, будто застегиваешь молнию или разламываешь хлеб, чтобы покормить уток. Нет, я не питала к ней ненависти. Она была моей тайной.
– Алиса, ты идешь? – крикнула мама. Мне было шестнадцать и один день.
– Представляешь, ресторанчик «Пятница» открыт и по четвергам! – радостно сообщил отец, когда я забралась в машину. Одна из его «ресторанных» шуток.
Я рассмеялась и решила, что не буду торопить события. Посмотрим, куда она меня заведет, эта ваша жизнь. Сначала школьные экзамены. Потом университет – далекая, манящая перспектива: вечеринки, заумные дискуссии и свобода. Стану совсем как Джоуи Поттер из «Бухты Доусона».
Даже записала эту ерунду. Так было нужно. Потому что я точно знала: пока в дневнике появляются новые заметки, на пол в ванной не прольется кровь.
* Подробности смотрите на сайтах:
www.youngminds.org.uk
www.selfharm.co.uk
www.mind.org.uk