По эту сторону горизонта (несколько историй о вантузе, поэзии, бадминтоне, и кое о чём другом)

На улице охранник засмотрелся на красоту вечеряющего неба, а потому некоторое время стоял, ничего вокруг больше не замечая. Геннадий Иванович обернулся лишь после глухого обо что-то удара, а обернувшись, опешил. И было от чего – недавний его сосед, мужик с последнего ряда, ударил ногой машину по бамперу ещё раз. По бамперу машины, несомненно, своей, поскольку после недолго разговора по мобильному телефону он тут же на ней и уехал.

«А ты, земляк, что? – иного в бизнесе хотел? – глядя вслед уезжающей машины, Трудолюбов с наслаждением ощутил в себе разливающуюся по жилам покойную благодать. – Это тебе не оладушки с мёдом лопать! Это, порой, и деньги, и силы, и нервы, а, главное, годы жизни, лишь зазря потраченные!.. И никуда он не стремился, / И плоть его бездельем млела,

И дух его совсем не тщился, / Его душа лишь только тлела.> »

Юрий О.Ш.43 «Напрасные капли зеленых чернил»

История десятая. Тщетность

<реалия жизни

Как часто тем, кто альтруист,

Живётся, в общем-то, не сладко,

Другое дело эгоист,

А также плут и карьерист –

Их бытия проста раскладка:

Должна быть жизнь, как шоколадка.

Но в жизни всё, порой, не так,

Как размечталось на досуге,

И равен маетой простак,

Как и расчётливый мастак,

Что в поисках какой заслуги,

Так и в любой другой потуге.>

Эпиграф

Не все окажутся в раю,

Иным гореть навек в аду,

Былое чем же будет впрок

Когда иссякнет жизни срок,

Вот я уж тоже на краю

Той безызвестности стою,

И душу чем наполнит Бог

Когда грядёт финальный вдох?

Черед чего-то впереди,

И будет этим осознанье,

Но ты пока лишь посреди

Канонов прошлого изгнанья

И новой истины признанья: Ему становилось всё хуже и хуже. Он лежал и не мог пошевелиться. Совсем. Не мог напрячь не единый в себе мускул. Хотя сердце ещё билось, хотя воздух ещё вдыхался. Но ощущалось это как-то странно: словно он (читай: сознание) и его тело (то есть, плотская жизнь) существовали по отдельности. Но хуже того, это было ощущение не просто тяжести, а наползающего на него <и на сознание, то есть конкретного «Я», и на тело, как сущности некоего плотского существования) нечто свинцово-необъятного. Что, вскоре, и вберёт в себя его самого, а равно, и всё ему былое, и всё ему грядущее.

Все дороги осилит идущий –

Только бы было б куда пойти,

Мигом руку протянет берущий –

Лишь бы было бы что обрести: Но осознание себя именно таким: существующим, не имея возможности хоть как-то двигаться и хоть что-то делать, то есть существующим лишь только в своём воображении – эта мысль прожгла его отчаянием. «Неужто всё, каюк?» – эта мысль была ему невыносима. Эта мысль перечёркивала всё то, о чём он всю жизнь мечтал и к чему стремился. Что заботило его изо дня в день. И это было для него абсурдным. Как же так? – какая-то досужая мысль, какая-то абсолютно эфемерная субстанция, натуральный пшик человеческого ума и вдруг выходит, что все твои усилия в жизни были сделаны зазря. И плоды тех усилий уж не дано тебе больше увидеть, ни подержать в руках! Не мысль, а дурь несусветная. И в жизни, его жизни, так быть не должно. Истовая потребность усладить свою душу тем, чем услаждал он её многие-многие годы придала ему такие силы, что он всё же сумел не только открыть глаза, но и сподобился даже сделать глубокий вдох. Но грудь расправилась лишь чуть-чуть. Так что, алчущий взгляд – вот и всё, что было от него прежнего. Безвольное тело и в стальных тисках грудина – вот и всё, чем он оказался нынешним. И делать теперь, что?

Судьба нетленная всегда проста,

Ни фарса нет, ни лжи и клеветы,

Но схожесть в ней белённого листа,