По гамбургеру? (СИ)

Её присутствие и непривычный домашний вид ошеломляют, застают Питера врасплох. Желание подойти, обнять и забросать тысячей вопросов мешается с готовностью бежать как можно быстрее и дальше, потому что он не готов и наверняка ляпнет очередную глупость, которая всё испортит. Поэтому Питер как дурак стоит на месте и пялится на ноги Наташи. До сегодняшнего дня он и не предполагал, что его угораздит люто завидовать какой-то там мебели. С другой стороны, она может сломать этот несчастный стол одним ударом, а Питер способен выдержать намного больше. В этом у него преимущество. Спорное, конечно, но он рад даже такому. Взгляд сам собой скользит дальше. Простая белая майка плотно облегает грудь Наташи, и Питер готов дать ей Оскара просто за то, что она дышит: вверх-вниз, вверх-вниз. Гипнотическое зрелище. Чтобы от него оторваться, он мотает головой и дёргает себя за ухо. И натыкается взглядом на тонкий неровный шрам на шее Наташи, идущий от плеча и почти до подбородка. На её теле множество отметин, но эта — свежая. Воспаления уже нет, однако поблекнуть рубец ещё не успел и на белой, как у всех рыжих, коже смотрится зловеще.

В том числе и потому, что если Питер не забыл анатомию — а он не забыл, — рана из тех, после которых обычно не выживают. Горло разом пересыхает, и рюкзак выпадает из ослабевших пальцев, приземляясь на ковёр с громким «хруп». За лампочками, которые просила купить Мэй, придётся идти ещё раз, но сейчас ему всё равно, потому что Наташа поднимает голову от своих бумажек и говорит:

— Привет, малыш.

Ничего особенного. С лёгкой руки мистера Старка его так зовут все Мстители. Ничего. Особенного.

— Здравствуй, — сипит он, каким-то чудом оставаясь на месте. — Давно не виделись.

— Ага, — она пожимает плечами и переводит тему: — Старк улетел на пресс-конференцию и утащил всех с собой, но если что-то срочное…

— Нет-нет, ничего такого, — Питер в панике машет руками. Не хватало только поднять тревогу без повода. Конечно, с чего бы кому-то ей рассказывать, что он теперь частенько забегает в штаб-квартиру, и не только в экстренных случаях, как было раньше. Почти каждый божий день, если честно. Только без «почти». — А ты не с ними?

— Должен же кто-то оставаться на телефоне, — Наташа изображает пальцами кавычки и с непонятным выражением лица чешет шею. — Кроме того, мне какое-то время лучше не появляться на публике.

— Что случилось? — Питер старается задать вопрос небрежно, как бы невзначай, но она качает головой:

— Секретная информация, малыш. Так, а ты тут какими судьбами, если ничего не стряслось? Неужели передумал скрывать свою личность, а я всё пропустила?

— Я… нет, просто… тут так… знаешь, — мнётся Питер, срочно пытаясь сообразить что-то правдоподобное и не звучащее как «в очередной раз пытаюсь узнать, где тебя черти носят и не принесли ли уже обратно». Наконец в голову приходит неплохой вариант: — Потренироваться хотел с ребятами, вот, но раз никого нет, то…

— Я не против размяться, — прерывает Наташа. — Если ты, конечно, не считаешь меня слишком слабым противником.

— Никогда! — при одной лишь мысли, что пришлось бы её ударить — даже попытаться, — Питер искренне ужасается. — В смысле, ты сильная, очень сильная, но…

— Отлично, — она вновь не даёт ему договорить и практически неуловимым движением оказывается на расстоянии вытянутой руки, а её кулак летит в сторону его живота.

Питер инстинктивно отшатывается, прыгает в сторону, но тут же вынужден пригнуться, чтобы не получить по голове. Наташа легко держит сумасшедший темп, гоняя его по всей комнате отдыха.

— Чем тебе… — уворот, — не угодил… — наклон, — тренировочный… — сальто, — зал?

Она не отвечает, просто улыбается, и его хвалёное равновесие даёт сбой: от новой атаки Питер уходит неловко, падает в итоге на Наташу, сбивая ту с ног, и они кубарем катятся по полу. А когда замирают, он понимает, что сидит на ней верхом, одной рукой зажав над головой Наташи её запястья, а второй упираясь в ковёр рядом с плечом. Их лица достаточно близко, чтобы её тяжёлое дыхание щекотало губы Питера. В глазах Наташи плещутся азарт и огни преисподней.

Он вдруг отчётливо понимает, что впервые касается её кожи — неожиданно мягкой и нежной, — голой кожи без костюма, и это больше, чем Питер способен выдержать. И нужно отпустить, только не получается — руки не слушаются, их сводит не то от какой-то нервной судороги, не то от подсознательного желания навсегда остаться рядом, раз уж дорвался. Его ведёт, как после удара по голове от Халка. Сквозь туман он видит, как пальцы свободной руки тянутся к её горлу, туда, где краснеет свежий шрам, и самыми кончиками осторожно прослеживают чуть выпуклую линию. Питер замирает, ошеломлённый собственной наглостью. Он сильнее, но она знает кучу подлых и невероятно эффективных приёмов. Только почему-то не использует ни один из них.

— Я убивала и за меньшее, — спокойно говорит Наташа. В её взгляде нет угрозы — это просто констатация факта, но сердце ускоряет ритм, и непонятно: только его? Или её — тоже? Грохот пульса оглушает.