По Гвиане

На «Сальвадоре» продолжили дальнейшее плавание, перейдя с «Лафайета», сорок мужчин и двенадцать женщин. Нам предстояло сделать следующее: найти стюардов, с их помощью переправить багаж с большого корабля (все в той же последовательности) на маленькое судно, а затем, толкаясь в проходах, скатываясь кубарем по трапам, бдительно при этом следить, чтобы шныряющие повсюду черные бродяги не запустили лапы в какой-либо приглянувшийся им тюк.

Надо отдать должное службе порядка «Лафайета». Наши охранники разрывались на части, выполняя свои обязанности. Мишо буквально пополам сгибался под тяжестью огромного ящика, который он один умудрился тащить на себе. Толкаясь и сшибая друг друга, мы с трудом пробивались сквозь проход, заполненный стюардами «Сальвадора» — мулатами, что стрекочут как сороки и отлынивают от работы или же, в лучшем случае, ввосьмером тащат одну шляпную картонку…

Мало-помалу все утряслось. Правда, на «Лафайете» оставались еще двенадцать пассажирок, о которых позаботиться также было некому.

Способны ли они проделать тот же жуткий, даже опасный путь? Правда, можно было бы воспользоваться услугами лодочников, которые совершают рейды между обоими кораблями. Но, как ни странно, как раз в это время лодки почти отсутствовали, по крайней мере мы увидели лишь одну, но ее хозяин за перевозку одного человека потребовал два франка. О грабитель! За пятьдесят-то метров!

Наши доблестные парижанки, устав от всех уговоров и просьб, отказались от этой затеи и мужественно согласились на предложенную мужчинами операцию: они храбро хватались за снасти, а мы образовали живую цепь от одного корабля до другого, и дамы при нашей поддержке переправились на судно. Операция удалась, и дамы долго хохотали как сумасшедшие над своими приключениями на море.

Так или иначе, но мы оказались наконец в своих каютах. Мне повезло: моя каюта находилась с левого борта — значит, до Гвианы я буду плыть с ветерком. Вместо иллюминаторов на «Сальвадоре» широкие портики, так что света и воздуха будет достаточно.

Наступила ночь. Отплытие назначено на завтра, пятницу, на восемь часов утра.

Наученный опытом восьмидневного плавания в океане, я решил первую ночь провести на палубе и сразу же уснул сном праведника. Пробудился я от пушечного выстрела. На часах было ровно восемь. Следовательно, корабль поднял паруса и прошел между буями, сопровождаемый салютом стоящих на рейде кораблей.

— Полный вперед! — скомандовал капитан механику.

Корабельный винт пришел в движение, сделал два оборота и… остановился. Вот и первая авария в самом начале пути.

Что-то испортилось в машинном отделении. Прошел час, второй. А корабль оставался недвижим. Пассажиры изнывали от все усиливающейся жары, прячась под тентом на палубе. Окружающие порт горы мешали доступу ветра к кораблю. Еще хуже было рабочим и механикам: чтобы обнаружить причину аварии, пришлось разбирать по винтику всю машину.

После шести часов изнурительного труда корабль наконец сдвинулся с места. На часах было без четверти три.

Я решил познакомиться получше с новым судном. Несправедливо было бы называть «Сальвадор» маленьким. Может быть, только в сравнении с «Лафайетом»… Но, в общем, это был великолепный корабль длиной в 75 метров и скоростью десять узлов. Я думал, что увижу нечто вроде речного суденышка, а обнаружил довольно солидное судно водоизмещением 600 тонн, мощностью машины в 150 лошадиных сил, с командой в 60 человек, состоящей из капитана, его помощника, двух лейтенантов, двух инженеров в машинном отделении, врача и интенданта, цветных матросов и стюардов.

Едва я сделал эти заметки, как в поле нашего зрения появился остров Сент-Люсия. Как только судно вошло в канал того же названия, море стало неспокойным и нас безжалостно закачало.

Тридцать пассажиров тут же исчезли с палубы до семи часов. Впрочем, это время отдыха не только для больных.

Но вот наконец и бухта, где море спокойно, и наш корабль уверенно заскользил по морской глади. Прозвучал сигнал к обеду. Опустевшие после рвоты желудки несчастных пассажиров настоятельно требовали насыщения. Морская болезнь получше любого аперитива! С какой изумительной поспешностью спускались мы по трапу, ведущему в столовую, что располагалась на корме, хорошо проветривалась и была всегда прекрасно освещена.

Но вот принесли наконец первое. О ужас! Я много путешествовал и перепробовал огромное количество различных блюд. Но как бы ни был натренирован мой желудок, к какой только пище не адаптировались его стенки, могу заверить вас — его возмущение на этот раз было не только оправданно, но и обязательно! Никогда еще подобного гастрономического кошмара, произведенного руками «отравителей», получающих за эту работу жалованье, не испытывало ни одно голодное существо. Представьте себе смесь, так называемый «брандахлыст», еле теплый, клейкий, тошнотворный, вонючий, заправленный чуть ли не машинным маслом и кусочками плавающего на поверхности хлеба. На деле же все выглядело еще хуже, чем я описываю.