По Японии

Несомненно, создатели экспозиции проявили незаурядный вкус и такт. Пожалуй, трудно было найти более удачное место для группы «Граждане Кале». Здесь под открытым небом, на земле Хиросимы и Нагасаки, трагедия прошедшей эпохи обретала современный голос, неожиданную способность языком образа говорить «через века» о вполне понятном и близком для японца, перекликаясь с его сегодняшним днем, с судьбами его страны.

Соседство современной архитектуры не меняло облика этих вещей, скорее оно выступало просто показателем разных ступеней исторического развития в общем поступательном движении человечества. И смотрелось это так, как смотрится древний японский «сад камней» рядом со стеклянным кубом современного здания или статуя Венеры и Олимпийский факел на фоне четких линий овальной чаши Национального стадиона.

Не знаю, смотрелся ли бы «Мыслитель» на татами, в сравнительно небольших габаритах японского интерьера с низким потолком. Возможно, что и нет. Но древний японский сад, каменные газоны, бамбуковые домики с раздвинутыми стенами, новейшая архитектура — творения зодчих XX века и работы Родэна — весь этот комплекс выглядел исключительно гармонично.

Когда мы говорим об общечеловеческой материальной и духовной культуре, это нередко звучит абстрактно. А вот тут, в японском парке Уэно, с удивительной наглядностью, может быть, даже слишком наглядно, словно студенческое пособие, был продемонстрирован живой кусочек такого органического единства, которое складывается веками и в создании которого участвуют разные народы.

Выставка в парке Уэно убедительно свидетельствовала о все более активном взаимодействии всего японского со всем неяпонским. Органическое слияние, именно слияние, а не холодное нейтральное соседство Востока и Запада стало основной из характерных черт современной Японии.

Дожди, землетрясения и тайфуны

Я приехала в Японию в середине июля. Сезон дождей — «цую» уже окончился. В течение полутора месяцев, начиная с середины мая, дождь сплошной пеленой окутывает страну. Я очень жалела, что не застала «цую», хотя мои товарищи, приехавшие раньше, с сомнением покачивали головами: «Есть о чем жалеть, зачем это вам понадобилось день и ночь ходить насквозь промокшей и слышать бесконечный шум воды?»

А я жалела, что не слышала этого шума. Мне кажется, что слушать дожди очень интересно. У каждого дождя свой голос и свои повести, и он обязательно несет приметы земли, в которой рождается. Любой из нас прекрасно знает голоса российских дождей. Да и как не знать, если шорохи их идут за нами с далекого детства и память хранит неистовый гул весеннего дождя, короткого, внезапного, хмелеющего, словно озорной мальчишка, от собственной энергии, и спокойную широту и щедрость летнего, и тихую безысходность осеннего. Они, эти заунывные осенние дождики — самые интересные рассказчики. Неторопливо тянут они над землей свою мокрую сеть и рассказывают долго, с каким-то философским раздумьем, вполголоса, а то и шепотом удивительные истории.

Вот в такие дни хорошо шагать по московским улицам, теряющимся в тумане, когда струйки то сердито, то миролюбиво выстукивают по тонкой скорлупке зонтика и тысячи маленьких капель, как добрый спутник, шлепающим шажком семенят рядом.

Но японские дожди, если ссылаться на литературу, отличаются совсем иным нравом. Поэты пишут о них так:

Иглы падают, падают, летят иголки.
Тепловатые гвозди сыплются колко
С неба без отдыха и без срока…
Сезонный дождь, полный яда и тлена,
Где льется, в каком уголке вселенной?
Только здесь, только в нашей стране востока!
На черный забор, черные черепицы,
На японский дом, что глядит темницей,
Льет он, и льет, и льет без просвета…[5]

Дождевые ливни и в особенности тайфуны и землетрясения — это столь национально-характерные для Японии явления, сколь Фудзияма — частица японских островов, а Валдай — кусочек Средней России.