По имени Ветер

Отец, дышавший на улице свежим воздухом, быстро среагировал и перерезал Ветру путь к побегу.

– Куда собрался? – сурово поинтересовался он и сдвинул брови.

– Пап, мне надо ехать.

Ветер попытался одеться, но мать рванула куртку из его рук. Ее мальчика сильно зацепила эта девушка, кем бы она ни была. Но все равно не стоило предпринимать поспешных и необдуманных решений.

– Влюбился он, не видишь, что ли? – пояснила она непонятливому супругу. – Все время ходит как в воду опущенный, но ни позвонить, ни написать ей не может. А тут выпил и решил вдруг лететь к своей красавице!

– А что же она сама не прилетела?

Отец закашлялся, и мать метнула в него недовольный взгляд, который он поспешил проигнорировать, чтобы избежать очередной ссоры. В последнее время супруга ему совсем жизни не давала, постоянно ворчала, требовала, чтобы перестал курить. А как тут перестанешь, если и так немного радости в жизни осталось…

– Не смогла, – раздраженно ответил Ветер и повернулся к матери: – Мама, ну что ты в самом деле, дай куртку!

Он попробовал забрать свою одежду, но мать держала крепко. Вот кто не сдается годам. Как привыкла с детства всеми командовать, так и не отпускает вожжи.

В конце концов, разозленный нелепостью ситуации, Ветер отпустил куртку и выскочил на улицу в одном свитере. Он почти добежал до калитки, когда в спину ударило безжалостное:

– Если бы она действительно хотела быть с тобой сегодня, ей бы ничего не помешало.

Он остановился, не в силах отрицать правдивость горьких слов. Развернулся и снова направился к родительскому дому. Молча вошел, сбросил обувь у входа. Под изумленные взгляды родителей так же молча пересек комнату, подошел к серванту, где мать хранила горячительные напитки, достал бутылку водки, открыл и сделал длинный глоток прямо из горла. Внутри все рвалось от желания быть сейчас рядом с Машей, ему казалось, что эта девушка в нем отчаянно нуждается. Но мать была права. Все это лишь плод его воображения.

Есения

– За нас.

Праздник напоминал фантасмагорическую пьесу. Он и она в огромном холле старинного дома в окружении сотни свечей. Есения в светлом платье, в неверном свете осколков пламени похожем на свадебное, Ян в черных брюках и белой старомодной рубашке, похожий на Призрака оперы. Впрочем, он им и был.

Новая опера была почти дописана, Ян целые дни, а иногда и ночи проводил за роялем, прерываясь лишь на новую дозу. Он терял вес, глаза постоянно горели лихорадочным блеском. Все уговоры Есении немедленно ехать к врачу он пропускал мимо ушей. Никуда он не поедет, пока не закончит.

Но сегодня вечером что-то неуловимо изменилось. Есения поняла это в тот момент, когда вошла в зал. Обычно, когда Ян полностью погружался в музыку, мир получал от него только холод и равнодушие. Но сегодня вечером к привычному безразличию добавилось еще нечто. И это что-то пугало Есению необъяснимым образом.

Целый вечер муж не давал ей поговорить с Машей, которая пыталась увидеться с Есений под надуманными предлогами. В какой-то момент Ян даже повысил на девушку голос и приказал не появляться в поле его зрения до Нового года. То же самое касалось и Светланы. Ян, немыслимое дело, даже сам вызвался накрыть на стол для любимой жены, что в его картине мира означало вкатить накрытую Светланой сервировочную тележку в столовую и неловко расставить ее содержимое на столе. Но сделано это было так неаккуратно, что содержимое некоторых тарелок расплескалось по белоснежной скатерти, оставляя на ней уродливые пятна. Впрочем, Ян этого даже не заметил.

В углу играл старый патефон, с которым Ян в последнее время не расставался, пристрастившись к старым записям. Хриплый голос и залихватско-кабацкие мелодии непостижимым образом погружали его в состояние транса и успокаивали. Вот и сейчас патефон пел голосом Вертинского, словно издеваясь над Есенией: «Что Вы плачете здесь, одинокая глупая деточка…»

Не выдержав, Есения вскочила, подошла к патефону и остановила запись, чтобы успокоить и без того расшатанные нервы. Она отчетливо осознавала, что ей совсем не хочется находиться здесь и сейчас рядом с человеком, без которого раньше она и жизни не мыслила. Весь новогодний вечер мысли были лишь о Ветре – где он и с кем? Наверняка празднует в большой компании, где его все обожают, иначе и быть не может. Такие, как он, словно огонь, который притягивает замерзших путников. В их вселенной Новый год – это всегда праздник. С пузырьками шампанского, салютами, конфетти и поцелуями в полночь. А не депрессивный Вертинский и его наркотические мотивы.

– Тебе не нравится Вертинский? – Ян иезуитски улыбнулся и отсалютовал ей бокалом с янтарным итальянским вином.

Есения по привычке сжалась. Она никогда не перечила Яну, всегда разделяла его вкусы, иногда наступая на горло собственным. Но в новогоднюю ночь мысли о Ветре внезапно придали ей сил. Повернувшись к мужу и встретив его взгляд, Есения твердо ответила:

– Нет. Я не люблю Вертинского. И его песни про наркотики. И наркотики я тоже не люблю, Ян. Тебе это прекрасно известно. Почему мы здесь вдвоем? Где Светлана и Маша?