– На кухне, там, где им и положено быть, – пожал плечами Ян. – Им там весьма комфортно, я предложил барышням купить все, что душа пожелает. И если верить тому, что я видел полчаса назад, они прекрасно проводят время в обществе черной икры, французского шампанского и сплетен о хозяевах.
– Они не сплетничают, – отрезала Есения.
– Это ты так думаешь, милая, – еще шире улыбнулся Ян и, поднявшись с места, направился к жене. Налил в ее пустой бокал шампанского и произнес: – Знаешь, радость моя, сегодня произошло нечто странное. Какая-то женщина пришла к нам в дом и начала требовать Марию. Хотела передать ей подарок от Алексея.
Есения, уже поднесшая бокал ко рту, резко остановилась и затравленным взглядом посмотрела на Яна. Внутри ее все сжалось от ужаса. Зачем, зачем она в последнее время постоянно пытается ему дерзить, перечить, выходить из повиновения? Она же знает, что за этим последует расплата.
Она молча смотрела на мужа, парализованная кошмаром происходящего. Внезапно его конфликт с Машей предстал в совершенно ином свете. Та наверняка хотела предупредить Есению о визите незваной гостьи, а Ян делал все, чтобы ей помешать. Играл с ней, как кошка с мышкой. Конечно, как он мог упустить такую возможность поиздеваться над близкими людьми?
– Что же ты молчишь, милая, тебе разве не интересна моя история?
Вместо ответа Есения судорожно мотнула головой и все-таки сделала большой глоток шампанского, не ощутив его вкуса.
– А я все-таки продолжу, мне все это показалось ужасно забавным. Представь себе, я говорю этой девушке – так вот же Мария, давайте ей свой подарок. Маша ведь ей сама дверь открыла. А эта сумасшедшая вдруг говорит: это не та Мария! Представляешь? Мне, мол, нужна другая. Такая невысокая, худенькая и светловолосая. – Ян не выдержал и расхохотался. Слезы выступили в глазах, которые из-за расширенных зрачков казались совсем черными. – А я, а я… – Ян задыхался от хохота и никак не мог закончить фразу. Есении же казалось, что ее сердце перестало биться. – А я ей говорю – так это же не Мария, это моя жена, Есения! Вы наверняка ошиблись. С какой радости какой-то Алексей будет передавать ей подарки в новогодний вечер? – И Ян взорвался от хохота. Бокал выскользнул из его рук, разбился, за минуту до гибели вспыхнув в свете свечей тысячей оттенков расколотой на куски радуги.
Смех прекратился так же внезапно, как и начался. Ян резким жестом достал из кармана длинный узкий футляр и раскрыл его. На темно-голубом бархате ни с чем не сравнимым блеском сверкнуло бриллиантовое ожерелье. Ян схватил его одной рукой и сжал, не обратив внимание на то, что футляр упал на пол, а твердые камни впились в руку.
– С какой стати Алексей будет дарить моей жене подарки, когда у нее есть муж, правда, милая? Повернись, пожалуйста, хочу примерить свой подарок. Надеюсь, он тебе понравится.
Словно послушная кукла в руках злобного ребенка, Есения молча повиновалась. Повернувшись к мужу спиной, она на мгновение почувствовала облегчение – по крайней мере, ей не нужно смотреть ему в глаза. А через секунду она почувствовала, как тонкое ожерелье змеей сдавило шею. Стало трудно дышать.
– Ян, ты что делаешь? – запаниковала Есения, пытаясь ухватить рукой сдавливающее шею украшение и прекратить пытку.
– Подожди, милая, тут что-то с замком, я сейчас разберусь, не мешай мне.
Ян перехватил ее руку и отвел в сторону. Ожерелье сдавило горло еще сильнее. Есения почувствовала, что задыхается. От ужаса она начала дышать чаще и вскоре почувствовала, как ее легкие начинают гореть огнем.
– Ян, – только и успела прохрипеть она, – Ян…
– Так вот, милая, ты же знаешь, как я тебя люблю, – горячо зашептал на ухо муж, продолжая сдавливать ей горло. – Я тебя никому не отдам, ты только моя. Моя, слышишь? Это ведь я тебя нашел, теперь ты принадлежишь мне, и ничто этого не изменит. А если ты решишь уйти от меня, то я убью себя, как Есенин. Или тебя убью. Это ведь не важно. Ведь мы с тобой одно целое, и я собираюсь вписать наши имена в вечность. Но не будем о грустном, ведь история и вправду смешная.
Ян снова рассмеялся, а перед глазами Есении поплыли черные пятна. Последнее, что она запомнила, были похожие на черные дыры безумные глаза мужа, заглядывающие ей прямо в душу, и смех призрака самоубийцы, который они бездумно потревожили. Сквозь толщу тумана, в который все глубже погружалось ее сознание, до Есении донеслись звуки вновь заведенного кем-то патефона: