По Индии и Цейлону

— В Мадрасе, на берегу Бенгальского залива, уже немолодой йог и его помощник-мальчик вырыли в песке глубокую яму и обложили ее камнями. Старик лег в нее, а мальчик засыпал яму песком. Вокруг собралась большая толпа туристов. Ровно час — все следили по часам — йог оставался в «могиле», потом мальчик разрыл песок и помог встать живому «покойнику». В чашку со всех сторон посыпались монеты. Зрители не скрывали своего изумления. Однако, немного опомнившись, стали восстанавливать подробности: во всем этом было что-то сомнительное. Прежде всего мужчина сам рыл яму (мальчик только относил песок), сам обкладывал ее крупными камнями. В «могилу» он взял бутылку с водой и полотенце, и, когда ложился на дно, рука с зажатой в ней бутылкой находилась около лица. Голову и руку сам накрыл полотенцем. Может быть, он быстрым движением вытаскивал из бутылки пробку, выливал воду, приставлял к заранее сделанному между камнями отверстию горлышко бутылки, а ртом прижимался ко дну ее, в котором была вторая пробка, тоже вытащенная им. Воздух через щели между камнями проникал в бутылку в количестве, достаточном для дыхания. Возможно, фокус заключался в чем-то ином, чего мы не сумели разгадать.

Рассказывали и о другом чуде — человек ложился на доску, утыканную сотней гвоздей острием кверху. Кто знает, может, это простой закон физики — множество точек приложения. Но, конечно, без привычки проспать ночь на такой постели трудновато.

— Вот чему я сам был свидетелем и могу поклясться, что так оно и происходило, — послышался голос из глубины машины, где сидел второй лаборант. — Факир саблей отрезал себе голову и, хотя из шеи у него хлестала кровь, сам относил ее на стол. Голова открывала и закрывала глаза, улыбалась, говорила. Затем он приставлял ее к шее, и она мгновенно прирастала.

— Тут, — решил Четти, — массовый гипноз. Ведь проделывает же факир такой фокус: ставит вертикально веревку, поднимается по ней метра на два и спускается вниз. Между прочим, он в этот момент следит за тем, чтобы состав зрителей не менялся, чтобы присутствовали только те, кому он нарисовал в деталях предстоящее зрелище. Толпа стоит, задрав головы, и ахает от изумления, а факир преспокойно сидит на циновке и рассказывает окружающим, что они должны увидеть.

Разговор неожиданно прерывается; мы въезжаем в рощу манговых деревьев.

— А вот это, бесспорно, чудо — чудо, сотворенное природой, — восклицает Нагарамнана. — Посмотрите, какая прелесть.

Огромные густые шапки ланцетовидных чуть синеватых листьев прячут в своих ветвях желтовато-зеленые, золотистые плоды. Сочетание красок совершенно необычно, и вся картина оставляет впечатление чего-то неповторимо прекрасного.

— Плоды манго по форме напоминают не то грушу, не то маленькую уродливую дыньку, а по вкусу — абрикос с хреном и чуть пахнут скипидаром, — шутит Нагарамнана. — Я читала, что когда-то на островах Индонезии, а может быть, в Бирме, между отдельными племенами велись кровопролитные войны за право обладать урожаем манго. Это не только вкусный плод, но, по-видимому, и великолепный стимулятор бодрости и долголетия, чем схож с женьшенем.

Я собрался было купить у мальчишки несколько плодов, чтобы съесть их вечером, но Нагарамнана предупредила меня, что через час они развалятся.

— Лучше возьмите вот это, — говорит она, передавая мне сорванный тут же коричневый огурец, внутри которого скрыты бобовидные семена какао.

Огромные яркие бабочки дополняют неправдоподобие манговой рощи. К сожалению, они почти недосягаемы, так как держатся на высоте пяти-восьми метров. Они летят, как птицы, прямо и быстро, иногда опускаются ниже и с силой ударяются о ветровое стекло. Я высовываюсь из машины, всматриваясь, не упала ли покалеченная красавица на асфальт, но Четти ведет машину на огромной скорости.

Мы забираемся в самую гущу джунглей, и в этот момент на дорогу выбегает несколько крестьян в тюрбанах и белых юбочках. Они машут руками, прося остановить машину.

Через шоссе только что прошло стадо диких слонов. Решаем их догнать и бежим вместе с крестьянами по узкой тропинке. Слонов не видно, но МЫ натыкаемся на оторопевшего от испуга кролика.

Непонятно, как и для чего в моих руках оказалась палка. Вероятно, вся моя воинственность моментально исчезла бы, будь поблизости хоть один слон.

— Тут полно змей, — предупреждает Четти, едва переводя дух. — Особенно страшна черношеяя кобра, она не только кусается, но еще и плюется. Выдыхаемый ею воздух, насыщенный капельками яда, стекающими из каналов зубов, вырывается из ее пасти с большой силой и настигает жертву на расстоянии полутора — трех метров. При этом кобра с поразительной меткостью направляет смертоносную струю в самое уязвимое место — прямо в глаза. Чтобы попасть в глаза человека, она поднимает переднюю треть тела, откидывает голову назад и выпускает, словно из шприца, две тонкие струйки яда. Попадая на слизистую оболочку, яд быстро всасывается и причиняет страшную боль. Если не принять немедленных мер, может наступить слепота. Укус этой змеи тоже опасен — вызывает тяжелый паралич и смерть.