По Индии и Цейлону

Мир пернатых в Индии необычайно богат: 1617 видов прописаны там, из них 936 воробьиных. К ним, как известно, принадлежат и знаменитые индийские вороны. Вообще фауна страны чрезвычайно многообразна. Одних только молей, например, насчитывается 5618 видов. В сезон дождей они за несколько дней способны «посечь» любой шелк и шерсть.

Проезжаем мимо высоких домов с балконами, построенных прямо среди парков, минуем великолепные старинные городские ворота и попадаем на базар старого города. Как все базары на Востоке, он богат и красочен. От тысячи запахов захватывает дух: пахнет цветами, цитрусовыми, луком, сладостями, жареной бараниной, дубленой кожей.

Продавец овощей

В лавчонках и ларьках весь товар выставлен напоказ. Лежат и развешаны куски шелковых тканей, ленты, бусы, обувь, овощи и фрукты. Все необычайно ярко и пестро.

Изделия из желтой кожи с красным тиснением сложены горкой — подушечки, сумки, бумажники. А рядом товар медников — красноватые и желтые сосуды, луженные изнутри. Неподалеку от них направо и налево череда крошечных лавчушек, двери некоторых завешаны мокрыми циновками. Вода, испаряясь, умеряет жару.

Многие разносят свой товар в корзине или горшке. Купец-«коробейник», держа плотно увязанный узел тканей на голове, шагает с метром в руках. Продавец игрушек предлагает сделанных из крашеной ваты и бумаги голубков, вращающиеся на ветру завитушки.

Водонос, с прикрепленным к поясу бурдюком, кричит:

— Тханда пани (холодная вода)!

Какой-то человек несет на голове походную печь для разогрева «дал заг», похлебки из гороха и других овощей. Двумя сложенными вместе лепешками («чаппати») черпают жидкость, а картошку или горох берут прямо пальцами.»

Бобовых, орехов и фруктов едят много. Ведь большинство индийцев — вегетарианцы. Даже яйца, носителей зарождающейся жизни, есть считается великим грехом.

Особенно любят здесь красный перец «чилли». У европейца от него дерет горло и начинается приступ кашля. Да и сами индийцы запивают чилли напитком или просто водой.

В «чайхане», Как у нас в Средней Азии, пьют чай из пиал и чашек, едят гороховую похлебку, освежаются шербетом из фруктов. Пахнет бараньим салом, пряным дымком, чесноком и апельсинами. Кое-где пьют хмельной напиток из конопли — «бханга».

На узких улицах базара густая толпа. Глаза разбегаются от обилия впечатлений. У девушки на шее гирлянда цветов и желтоватых коконов, вырезанных в виде фестончиков. Это «мала» — знак внимания окружающих невесте. Лоб мужчины лет пятидесяти разрисован белыми линиями; лицо другого вымазано желтой глиной.

Около пальмы стоит бородатый сикх в просторном белом костюме и туго повязанном тюрбане. Лицо темное, почти черное, зубы под густыми усами ослепительно белы. Его собеседник наголо брит, глаза огромные и выразительные, нос с горбинкой.

За прялкой

Девушка из Ориссы, с гладко зачесанными волосами, по типу напоминает туркменку. В носу и ушах — серьги, в волосах — кольца, на шее — бусы и шнур с круглой пластинкой, на которой сверкают камни. На запястьях штук по двадцать ярких браслетов. На ней красное сари. Плечи и часть груди обнажены. Она слушает игру флейтиста. Мотив тосклив и тягуч, но девушке явно нравится. Музыкант одет в белый халат, из-под которого виден расшитый кафтан: на малиновом бархате мелкая вязь рисунка, бляхи из серебра, цепи, многоэтажные кисти и висюльки. Чалма, размером со зрелую тыкву, красна, словно мак.

— Он, вероятно, из Катхиавара или Гуджарата, — гадает Лалл.

Мы бродим по базару и прилегающим к нему улочкам несколько часов. Смотрим, как в умелых руках мастеров рождается из меди красивая ваза с множеством переплетающихся узоров. Молоточком и резцом кустарь сбивает стружки с точностью до десятых долей миллиметра.

Другой кустарь сидит разувшись и пальцами ног удерживает деревянную пластинку, а руками стучит молотком по долотцу, вырезая тонкий рисунок.

На сцене небольшого кафе — босая танцовщица в сари из красного шелка; рукава, пояс, шапочка из парчи. Бусы, кольца, ожерелья сверкают поддельными камнями.

Непрерывно угощаем друг друга то фруктами, то сластями, то прохладительными напитками. Но от пестроты, шума и сутолоки хочется уйти куда-нибудь, где тихо и прохладно.

— Поедем-ка в парк, — предлагает Лалл.

Мы отыскиваем нашу машину и снова пускаемся в путь.

На дороге лежит сердитая, видно очень голодная, корова.

— Все необычно и своеобразно в Индии, в этой стране слонов, кобр, обезьян и меланхоличных коров, — декламирую я.

Лалл смеется.

— Дались вам наши коровы! Вы же знаете, жизнь любого существа у нас священна. Уважение ко всему живому, ко всякой твари, и полезной и вредной, вошло в плоть и кровь нашего народа! Может быть, это и хорошо! Может быть, это проявление высшей гуманности — не знаю! Знаю только, что эта гуманность обходится нам неимоверно дорого. Одни только крысы и дикие обезьяны съедают 10 процентов всего урожая.