По исчезающим следам

С горлышка сорвалась тягучая капля и упала на его ботинок. Песок тут же брызнул в разные стороны, словно там внутри взорвалась петарда.

– Выворотное зелье, – без эмоционально сказал целитель, – выворачивает наизнанку все, с чем соприкасается.

– Не вы? – устало переспросил демон.

– Но я его слышала? – глупее возражения не придумаешь, но другого у меня не было.

– Потому что он, – взгляд на джина, – позволял тебе слышать.

– Должен же был кто-то отвлечь Радифа, – не стал отпираться Евгений.

Да, все именно так, пришло запоздалое понимание, для этого он и пошел на сделку с Мартыном, для этого освободил его во время казни, мы всего лишь отвлекающий фактор, а никак не главные герои. «Жаль, что это ты», – вот, что я услышала от тюремщика накануне казни, но вряд ли он действительно сожалел. Перед глазами одна за другой вставали картинки: плачущая явидь – «они забрали мой яд», лягушачья улыбка лгуны и ее расползающаяся шкура, прикованный целитель, подающий руку тюремщику. Сбор ингредиентов – вот что это было.

Кайло Видящего там же, где и всегда, на западе. Я человек и рассуждаю, как человек. Для меня артефакт ушедших – это вещь, очень опасная, но всего лишь вещь. Вряд ли хозяин запада думает так же, и вряд ли он когда-нибудь расстанется с ним, тем более передаст в руки южного джина, чтобы разрушить цитадель востока. Даже для нашей тили–мили–тряндии это перебор. Только как же в этот перебор было удобно верить.

– Ммм… кровь Прекрасной? – под взглядом песочного мужчины ботинок снова обрел четкие очертания.

– Хозяйка предлагает сделку: знание в обмен на жизнь, – Евгений склонил голову.

– На чью жизнь? – вопрос прозвучал равнодушно, словно все, что мог сказать исполнитель желаний, не имело значения, Простой протянул флягу обратно и скомандовал, – пей.

– На вашу, джараш.

– Я Джар Аш. Я первый. Я видел, как ваши хозяева сменяют друг друга, будто лепестки на увядающем цветке. Киу была со мной с первого дня эпохи единения. Что может предложить новый лепесток взамен «той, что цветет осенью»⁹? – фляжка перешла в руки джина, и я заметила, что ладонь психаря дрогнула, соприкасаясь с обтянутым кожей сосудом. – Пей! Эта смерть будет быстрой.

– Она предлагает вам тело, – будь в слепых глазницах памятника глаза, они бы сейчас налились злостью, сила песков всколыхнулась, заставляя кристаллики на полу подрагивать от напряжения, но песчаное лицо оставалось равнодушным, – со всем уважением, – быстро добавил исполнитель желаний, склоняясь. – Когда-то давно вы нарушили клятву крови, данную другому демону, и выжили. За это знание Хозяйка вернет вам тело. Тело демона.

Я прерывисто вздохнула. Вот что значит его высокопарное «Цитадель – это я, наорочи». Не бравада, не самолюбование. Я ошиблась еще раз. Вода, та вода, которой не существует, но которую я слышала, шла не за мной, не за Вестником, она шла за Простым. Каждый раз, когда вертикаль цитадели выворачивало наизнанку, сила Хозяина Востока была рядом – в комнате, в коридоре, на казни. Как сказал Мартын, он много раз пытался докричаться до Простого. Джин пошел другим путем, психарь, ставший тюремщиком, чтобы поговорить с Хозяином Востока, слуга, который так ни разу и не увидел демона. Выворачивающее зелье – это не больше чем крик мальчишки, желающего привлечь внимание старшего. Всего лишь истерика подростка, которого не хотят слышать.

– Каждую эпоху находится герой, готовый меня облагодетельствовать. Не хочешь пить? Твой выбор. Я буду великодушным и сохраню его за тобой до конца, когда решишь, что с тебя хватит, – он посмотрел на флягу в руке Евгения. – Что же касается клятв, я научу их произносить, научу клясться на крови, на кишках, на еще бьющемся сердце. Прежде чем время оббежит внешний круг, ты дашь тысячи обетов и кожа слезет с твоих губ.

– Джараш, прошу, – простонал джин, но не был услышан.

Дернулся в путах, оглянулся, но не нашел ни поддержки, ни ответа. Его ждал песок.

Рука Простого шевельнулась, путы на теле исполнителя желаний пришли в движение. Три стекловидных отростка погрузились в песок, утягивая за собой джина. Только эти три и только его.

– Джараш, простите.

Фляжка так и осталась в крепких мозолистых руках, ладонях, словно созданных для обычного физического труда. Мы проводили его с тишиной, граничившей с отчаянием. Психарь дергался, горящие фиолетовым глаза не отрывались от застывшего лица памятника. Он не верил, что умрет. Никто из нас не верил. Каждый подошедший к черте не в силах осознать и принять собственную смерть. Каждый чувствует себя главным героем книги под названием «жизнь». А главных героев не убивают, других – пожалуйста, но не нас, потому что это не может закончиться именно так, не имеет права.

– Вы тоже желаете сначала поговорить? Или ускорим? – пальцы памятника ласково скользнули по сохранившейся части скулы фарфорового лица Киу.

– У вас нет тела, – только и смогла выговорить я. – Вас не существует!