– Ты не поняла, – целитель сплюнул на песок вязкую слюну. – Ты должна забыть о нас: обо мне, Пашке, о морали и остальной человеческой шелухе. Использовать любую возможность, понимаешь? Хозяйская девка тебе обязана? Прекрасно вынуди помочь. Обманывай, обещай, ври что угодно, но уйди. Если потребуется, принеси Простому клятву верности. Да, низшие, переспи с ним, с вестником, с джином, со всеми разом за послабление, но исчезни из цитадели, поняла?
– Почему? Чем я отличаюсь от вас? – мне действительно было интересно, что он ответит.
– Тем, что тебя убьют в любом случае. Назло Седому и Легенде зимы, – он покачал головой, горьким выражением лица разом напомнив мне Константина. – Забудь о Юково. Идея самого начала была не ахти, и если б не приказ хозяина заглохла бы как старый москвич нашего препода по артефактам.
– Давно тебя потянуло в герои, да еще и посмертно? – спросила я, парень предпочел не ответить, продолжая налегать на коромысло. – Святые с вами и с вашими идеями. Иногда гадаю, кто из нас сошел с ума. Помнишь, мы говорили о перегибах? Переспать с Простым или еще с кем, самая идиотская мысль, которая тебя посещала. Не дорос еще такие советы давать. Вестник, этот урод, до меня не дотронется. Джина не видела, а Простой… посмотрел бы ты Киу, – я указала на свое лицо и тише добавила. – Все что во мне есть привлекательного сейчас – это боль. Они пьют ее глотками, и вряд ли захотят останавливаться. Никто не откажется от бутылки щекочущего небо шампанского.
– Значит, нам придется выпустить пузырьки, – теплая мозолистая рука ухватила меня за предплечье. – Низшие, я настолько ослаб, что без прикосновения не сведу и прыщ с задницы.
Глаза Мартына вновь вспыхнули. Ладонь стала горячей, кровь бросилась мне в лицо, в переносицу вонзился с десяток раскаленных игл, а по правой ладони затанцевали искорки. Так бывает, когда поджигаешь бенгальский огонь над новогодним столом. Его искры оставляют на скатертях и салатах черных хлопья и разбегаются по рукам мелкими муравьиными укусами.
Целитель закатил глаза и упал под перекладину. Коромысло замедлило ход, колокольчик над головой снова зазвенел. Лгуна зарычала, продолжая толкать свою часть рычага. Коромысло уже прошло четверть оборота. Прикованная к нему цепочка натягивалась, ошейником врезаясь в кожу бессознательного парня. Еще немного и она потащит его за собой.
В штрек вбежал синеглазый тюремщик.
– Помоги, – закричала я, стараясь поднять Мартына.
Лгуне было плевать на парня, она давила и давила на перекладину. Тут быстро учат людей делать только то, что им положено. И нелюдей тоже.
– Да помоги же!
Денис прыгнул в круг, закинул руку парня себе на плечо и приподнял, ставя на подгибающиеся ноги. Я уперлась ладонями в коромысло, мельком отметив тот факт, что мизинец хоть все еще и выглядел прищемленным дверью, но сгибался без всякой боли. Кость стала целой. Штырь, который кто-то вкручивал в лоб над бровью, тоже исчез. Нос, покрытый разводами и пылью, снова стал частью лица, а не чем-то пульсирующим и чужеродным. Святые, и за что я раньше не любила целителей, не напомните?
Рукоять неохотно пошла вперед. Колокольчик замолк. Но еще несколько минут мы со лгуной крутили столб, а тюремщик шел следом, придерживая Мартына, как пса прикованного цепью. Кровь из носа парня капала, впитываясь в светлый песок у нас под ногами.
О железной двери я вспомнила через час, после того, как меня вывели из подземелья и снова предоставили самой себе. Казалось, никому нет дела, кто бродит у них по лестницам и пустынным коридорам. Правда, я насчитала все два наземных этажа, ограниченных с двух сторон башнями с лестницами, плюс три подземных, и очень сильно сомневалась, что обошла всю Желтую цитадель. Вестник сказал: «доступ по первому кругу», видимо, это и есть его пределы. А остальное человеку видеть не по чину.
Я сидела на подоконнике и всматривалась в сухие ветки и листья, катаемые ветром по плотной, словно утоптанной земле. Мысль о двери пришла сразу после того, как идея сигануть в это самое окно уже перестала казаться абсурдной, а стала обрастать все более привлекательными чертами. Вот тогда-то и всплыло воспоминание о двери рядом с караулкой.
Цепь громко звякала о ступени, пока я, поминутно оглядываясь, спускалась вниз. Но коридоры оставались пусты, лишь с самого нижнего подвального этажа слышались равномерные удары кирки о камень. Тихая, мирная жизнь Желтой цитадели, и чего ее все так боятся?