— Возьмите, пожалуйста. Кокос — одно из главных богатств нашего штата. Эти орехи — лучшие в Индии!
В семи милях от Тривандрама находится морское побережье Ковалам — одно из красивейших мест Кералы. Ковалам считается лучшим пляжем Южной Индии. Вдоль берега тянутся заросли пальм. Узкую песчаную полосу справа и слева завершают сероватые скалы, круто обрывающиеся к океану. Пальмы растут даже на скалах. Легкий бриз играет их перистыми листьями. Вдали в океане виднеются рыбацкие лодки и парусники. Здесь очень тихо. И даже голоса голых мальчишек, ныряющих с соседней скалы, звучат как-то приглушенно, будто издалека. На одной из таких скал стоит бывший загородный дворец махарани Траванкура. Теперь этот дворец принадлежит государству, и его переделывают в дом для туристов. С гладкой, посыпанной песком и галькой площадки, на которой высится это сооружение, открывается вид на безбрежный океан. Голубая дымка над океаном пронизана золотом солнечных лучей. Я сижу на небольшой скамейке, поставленной на скале у самого обрыва. От подножия до вершины скалы вьется крутая тропинка. По ней поднимается человек. Он одет в белую рубашку и дхоти. «Наверно, гид», — думаю я и спешу покинуть мое тихое и прекрасное убежище. Но человек ускоряет шаги, и мне не удается ускользнуть. Он действительно оказывается гидом. В наших глазах настороженность, мы внимательно изучаем друг друга. За первыми вежливыми фразами кроется взаимная неприязнь. У меня — к надоедливому очередному гиду, у него — к временному предполагаемому хозяину. Но вот прозвучало хорошо знакомое слово «Москва», и наши отношения моментально меняются. «Мне многое надо у вас узнать и многое рассказать», — говорит он. Мы сидим на скамье у края скалы. Затем Чандра, так зовут гида, предлагает спуститься в рыбацкую деревню. Мы входим в деревню. Нас сразу окружают обитатели пальмовых хижин.
— Это товарищ из Москвы, — говорит Чандра.
Я чувствую дружеские пожатия сильных обветренных и огрубевших рук.
— Идемте ко мне в дом, — говорит один из рыбаков, — там прохладнее.
Мы входим в хижину. Она небольшая и очень чистая. Вся утварь лежит на полу единственной комнаты. Из угла поднимается женщина и складывает руки в приветственном «намасте». Рыбак что-то говорит женщине на малаялам. Женщина смеется, несмело подходит ко мне и произносит несколько фраз. Я не понимаю. Мне переводят: «Она сказала, что считает вас своей сестрой». Затем она снова скрывается в углу, приносит оттуда годовалого черноглазого мальчугана и протягивает его мне. Я беру малыша, но не знаю, что с ним делать. Его отец-рыбак улыбается и говорит: «Она хочет, чтобы вы его подержали. На счастье. Раньше считалось счастьем коснуться одежды святого. Ну, а моя жена, видно, думает иначе».
Я собираюсь ехать в Куилон. Для этого надо пойти на автобусную станцию и накануне заказать билет. Длинное приземистое здание станции находится недалеко от Главной улицы. На площади в ожидании автобуса сидят крестьяне. Тут же на земле свалены узлы, мешки, корзины. Уличные разносчики бойко торгуют мандаринами и содовой водой.
Я подхожу к окошку справочного бюро и спрашиваю, как заказать билет в Куилон. Небольшого роста клерк, одетый в форму служащего государственного транспорта, не поднимая головы от стола, бросает несколько отрывистых фраз. Сидящий рядом его товарищ с любопытством смотрит на меня.
— Вы из Европы? — интересуется он.
— Как вам сказать. Моя страна занимает часть Европы и часть Азии.
— Не может быть, — смеется он.
Тогда клерк поднимает голову от стола и пристально смотрит на меня.
— Это, — решительно заявляет он, — Советский Союз. Правильно?
— Совершенно верно, — говорю я.
— О!
— Что же вы там стоите, — спохватываются оба. — Идите сюда, к нам в комнату.
Я вхожу. Меня усаживают на стул и сразу же начинают расспрашивать. Постепенно комната заполняется народом. За билетом мне уже не надо идти. Его приносят сюда же, в справочное бюро. В комнате становится душно. Здесь я вижу и кондукторов, и водителей, и диспетчеров. Все они принадлежат к одному профсоюзу транспортников.
— Наш профсоюз, — говорят они, — очень сильный. Им руководят коммунисты.
— Мы поддерживаем наше правительство, — улыбаясь, замечает черноглазый юноша в фуражке кондуктора.
— Да и оно нас тоже, — слышу я полос из угла комнаты. — В последнее время наша заработная плата была повышена. И вообще сейчас стало легче. Но только кое-кому это не нравится.
— Против нас особенно выступает католическая церковь. Ведь большинство помещиков и бизнесменов — католики.
— Вы, наверно, читаете индийские газеты, но многие из них пишут неправду о Керале и нашем правительстве.
Я говорю, что читаю также «Нью эйдж» и «Нью Керала». Люди одобрительно смотрят на меня.
— Да, эти газеты дают действительную картину положения в штате.
— Что бы там ни писали, а народ поддерживает свое правительство.
— Вот только нам, конечно, сейчас трудно. И эти трудности чувствуются на каждом шагу.