По Южной Индии

В районе Малакпета, позади длинного здания типографии, стоит красивый особняк. Этот особняк принадлежит Ашрафу. Сейчас дом заложен, часть его сдается внаем. Сам Ашраф живет на ренту, которую получает со своих жильцов. Также как и Низамуддин, мистер Ашраф владел когда-то джагиром и не считал денег. Теперь джагира нет, ушли деньги, продано и заложено все, что можно было продать и заложить. Неподалеку от особняка расположилось несколько флигельков. Когда-то там жила многочисленная прислуга наваба Ашрафа. Теперь в одном из них живет сам наваб. Комнатки флигеля тесны и неуютны. Это тот небольшой мирок, где бывший наваб еще чувствует себя хозяином. Все, что происходит за стенами флигеля, вызывает непримиримую враждебность Ашрафа. Но поскольку не в его силах изменить происходящее и помешать потоку новой жизни, он, как улитка в раковине, укрылся за стенами своего последнего пристанища. Все помыслы и вся деятельность Ашрафа обращены в прошлое. Прошлое составляет смысл его теперешней жизни. Когда мы беседовали об истории Хайдарабада, я услышала только восхваление низамовского режима. Просматривая написанное навабом, я увидела, что это было скрупулезное жизнеописание феодальной знати, начиная с низама и кончая самим мистером Ашрафом. И я поняла, что мы вовсе не коллеги, что между нами лежит глубокая и непреодолимая пропасть. Ашраф с гордостью сообщил мне, что работает над своей «историей» вот уже больше десяти лет, а я держала в руках мелко исписанные арабскими буквами странички и думала о том, что человек трудился все эти годы напрасно.

Издать свой труд ему пока не удается, нет денег. Мистер Ашраф обижен на низама. Его высочество отказался отпустить средства на публикацию книги.

― Низам, — говорит наваб, — как змей, сидит на своем богатстве и не хочет дать денег для такого важного дела.

Я не думаю, что низам критически смог оценить труд Ашрафа. Он просто скуп. И бывшим придворным не так легко теперь вырывать у него подачки.

Мистер Ашраф занимается еще и коллекционированием. Однако коллекции его весьма своеобразны. Он собирает все, что было каким-либо образом связано с прошлой жизнью низамовского двора. Здесь вы найдете тщательно подобранные фотографии: низам на приеме у английского резидента, низам в мечети, низам смотрит на процессию в день мохаррама, низам в кругу своего семейства, низам принимает парад войск, низамовские министры, навабы, раджи и т. д. Среди этих фотографий я обнаружила довольно редкий альбом о посещении Николаем II, в бытность его цесаревичем, княжества Хайдарабад. Будущий русский царь был с большой помпой принят низамом VI Махбуб Али-ханом. Пожелтевшие от времени снимки изображают сидящих вместе Николая и низама, низама и Николая на охоте, Махбуб Али-хана и русского цесаревича, осматривающих храмы Эллоры. и Аджанты.

В многочисленных ящиках у мистера Ашрафа хранятся коллекции монограмм: феодальной знати, автографы раджей; и навабов, знаки различия низамовской армии, хайдарабадские монеты и марки (княжество имело собственную денежную систему и почту), пригласительные билеты на приемы к низаму, планы размещения придворных за столом во время торжественных обедов во дворце, и т. д.

В маленьком флигеле бывший наваб живет своей особенной жизнью. Она медленно и тягуче идет среди пожелтевших фотографий, пыльных атрибутов бывшей дворцовой суетни, неуходящих воспоминаний о прошлом и… безденежья.

Однажды вечером я с одной моей знакомой возвращалась из кинотеатра. Вдруг кто-то ее окликнул. Мы остановились. К обочине тротуара подрулил старый, видавший виды «форд». Из автомобиля вышла высокая немолодая женщина в темно-красном сари.

— Знакомьтесь, — сказала мне моя спутница. — Это миссис Шах Джахан, моя старая школьная подруга.

Начался обычный в таких случаях разговор. Когда мы расстались, Риасат, так звали мою знакомую, кое-что рассказала мне о своей старой подруге.

Шах Джахан принадлежала к одной из знатных и богатых семей княжества. Семья владела большим джагиром и считалась не последней при дворе низама. Муж Шах Джахан, Али-Кадр, был крупным сановником. Человек крайне реакционных взглядов, он ненавидел все передовое и новое. После присоединения Хайдарабада к Индии в 1948 году он эмигрировал в Иран. Семья же осталась в Хайдарабаде.

Через несколько дней через Риасат мне было передано приглашение посетить Шах Джахан. Ее дом находился на одной из центральных улиц города. По неширокой каменной лестнице мы поднялись наверх и в большой, несколько мрачноватой комнате были встречены хозяйкой. На низком столике перед ней стояла коробка с паном. Во время разговора Шаx Джахан все время готовила себе пан и жевала его. Пан был крепкий, с табаком. Какой-то отпечаток неустроенности и неуверенности лежал на этом доме. Что-то неуловимо напоминало атмосферу жилищ Низамуддина и Ашрафа. Хотя в доме и сохранилась богатая обстановка, но уже чувствовалось, что она доживает последние дни.

Шах Джахан жаловалась на дороговизну.

― Очевидно, — сказала она, — нам придется покинуть этот дом. Он мне не по средствам, надо найти что-нибудь другое.