По Южной Индии

Ежедневно пред очи властителя предстают два советника по финансовым делам. После обсуждения финансового состояния «государства» Усман Али-хан идет посмотреть на свои сокровища. Старческие хищные руки ласкают холодноватую полированную поверхность драгоценных камней, тонут в грудах золота, бегают по искусной чеканке бесценных изделий… Созерцание богатств вливает новые силы и бодрость в хилое тело низама. Теперь он опять может продолжать править «королевством». От исполнения государственных дел его высочество отрывают еда и очередные намазы. Усман Али-хан очень набожен, с той исступленностью, которая отличает человека с нечистой совестью. Он, как самый правоверный мусульманин, аккуратно посещает по пятницам мечеть.

Когда спадает жара и наступает успокоительная прохлада, низам покидает свое «королевство». Он садится в автомобиль. На машине нет номера. Вместо номера значится: «Кинг-Коти (Хайд) У.». «У» — это Усман. Возможно, совершать поездки по городу в предвечерние часы заставляет низама желание увидеть, как живет новая столица, а возможно, и стремление напомнить горожанам о своем существовании. Как бы то ни было, а автомобиль бывшего правителя регулярно колесит по улицам Хайдарабада.

Обычно после такой поездки низам прогуливается перед порогами своего дворца. Вот в одну из таких прогулок я и встретила его на Кинг-Коти-роуд.

Времена этого человека в неопрятном ширвани прошли. Его власть теперь не простирается дальше каменных стен дворца на Кинг-Коти-роуд. Ушли заморские хозяева, и он больше не нужен стране. Пожалуй, молодая республика не нуждается и в этом музейном «королевстве», содержание которого обходится ей слишком дорого…

«БЫВШИЕ» И «НАСТОЯЩИЕ»

После ликвидации системы джагирдари судьбы бывших феодалов и придворной знати сложились по-разному. Но типичным является упадок и медленное угасание некогда могущественных феодальных родов. Компенсации, которую они получают за утерю своих джагаров, явно не хватает на привычный образ жизни. Отказаться от него они не в состоянии. На аукционные торги города потекла стильная мебель, ковры и дорогие картины. Ювелирные компании скупают за бесценок драгоценные камни и золото бывших навабов и раджей. Фамильные ценности находят гостеприимный приют в ростовщических конторах. Полки букинистических магазинов пополняются уникальными изданиями из библиотек недавней знати. Банки выписывают закладные на родовые дворцы и загородные виллы. Феодалы разоряются. Есть во всем этом что-то очень похожее на то, что происходило с русскими помещиками после реформы 1861 года. Только сам процесс упадка и разорения более интенсивный и быстрый.

Расскажу о нескольких встречах. Я часто ходила на Чоук. Это торговый центр в старом городе около «Чар-минара», где расположено множество маленьких лавчонок, торгующих старыми книгами. Я — историк, и мне хотелось собрать библиотеку по истории Хайдарабада. В ненастный день дождливого сезона я забрела в глухой и отдаленный угол Чоука. Здесь за небольшой мечетью, в узком пыльном переулке находилось несколько книжных лавок. Одна из них привлекла мое внимание своей заброшенностью и запущенностью.

В лавку вели две полуразрушившиеся ступени. Рассохшиеся, на ржавых петлях двери были раскрыты. Я вошла внутрь. На давно не метенном каменном полу в беспорядке было разбросано около сотни растрепанных пропыленных книг. В лавке был полумрак, с потолка свешивались гирлянды грязной паутины. Казалось, здесь никого не было. Деревянный колченогий табурет хозяина пустовал. Но вот до моего слуха донеслось мирное похрапывание. Я пошла на звук и обнаружила спавшего на потертой подстилке человека. Ему было лет пятьдесят, а может, и больше. Залатанное ширвани, полуразвалившиеся туфли и засаленная феска спящего свидетельствовали о том, что дела в лавке идут худо. Первым моим желанием было уйти. Но я подумала, что в такой заброшенной лавчонке могут оказаться редкие и интересные книги. Я негромко окликнула спящего. Он поднял неопрятную голову. Я спросила его на урду о нужных мне книгах. Старик встал и, порывшись в груде книжного хлама, извлек несколько книг на урду и подал их мне.

— Меня зовут Низамуддин, — сказал он, переходя на английский. — Если вы хотите, мы можем пойти в мой дом, он здесь недалеко, и посмотреть кое-что в моей библиотеке. Она очень большая.

Меня поразило, что этот, на первый взгляд обычный бедный лавочник говорил на хорошем английском языке. Это не был тот специфический английский жаргон, которым пользуются индийцы-приказчики в европеизированных магазинах фешенебельных кварталов больших городов.

― Где вы учили английский язык?

На мгновение что-то мелькнуло в глазах старика, но сейчас же потухло.

― В Кембридже, — ответил он.

— Вы долго там были?

― Да, я учился в Англии пять лет.

— Но, простите…