По Южной Индии

— Я уверена, у него не менее тридцати бюллетеней. Он их спрятал за рубашку. Теперь он пойдет в помещение и проголосует по всем купленным бюллетеням.

Когда агент выходил из пункта для голосования, рубашка сидела на нем как следует.

— На какую партию работают эти молодчики? — спросила я.

— Думаю, что большинство из них — агенты «Хинду махасабхи».

В это время рикша, продавший свой бюллетень, остановился рядом с нами. Он пересчитывал монеты, которые лежали на его худой ладони, и негромко сказал:

— Четыре аны.

Я повернулась к нему:

— Пассажир был щедрым?

— Нет, сегодня у меня еще не было пассажиров. Я получил их за бумажку, что выдают там. — Он кивнул в сторону пункта для голосования.

— Они заплатили ему немного, — сказала моя собеседница, — потому что рикша не понимает всего, что здесь происходит. Да не все ли равно ему, чей кандидат пройдет? Его жизнь ведь не изменится. А лишние четыре аны — для него уже деньги. Те, кто понимают в чем дело, просят дороже.

Иногда цена поднимается до двух-трех рупий. Но сегодня очевидно, в этом нет необходимости.

Два агента опять уговаривали какого-то мужчину. Тот резко отпихнул одного из них и вошел в избирательный участок. Учительница засмеялась:

— Вот видите, не у всех бюллетени продаются. Конечно, продают немногие, но иногда их бюллетеней достаточно, чтобы дать перевес более богатой партии.

Вдруг в прилегавшем к улице переулке поднялся шум, послышалась брань, и из переулка выехал заляпанный кусками грязи автомобиль с разбитым ветровым стеклом. Машина резко затормозила, и появился ее хозяин, довольно пожилой сикх. Его лицо было красным от злости и возмущения.

— Эй, вы! — прокричал он в сторону затихшего переулка. — Хулиганы и бандиты! Вы думаете, я буду голосовать за вашу паршивую махасабху! Как бы не так! Я еще взыщу с вас за разбитое стекло!

Сикх в сердцах сплюнул и проворчал:

— И это называется демократические выборы? Никакого порядка.

Он горестно покачал головой и добавил:

— Такое хорошее стекло разбили, негодяи.

По всей видимости, в действие вступил новый вид «агитаторов». Очевидно, такого рода «агитация» не рассматривалась как «незаконные действия». Никто не пытался ее пресечь.

У многих уже голосовавших избирателей я заметила на руке синеватую метку.

— Что это такое? — спросила я у стоявшего неподалеку студента.

— Всем, кто проголосовал, ставят такую метку.

— Зачем?

— Чтобы не голосовали по нескольку раз.

— Но ведь предъявляется какой-то документ при получении бюллетеня?

— Да, но в документе нет фотографии, его может предъявить любой.

— А метку можно смыть.

— Не выйдет. Фирма гарантирует недельный срок, — засмеялся юноша.

Через несколько дней были объявлены результаты выборов. «Хинду махасабха» получила 9 тысяч голосов, Конгресс— 6 тысяч, «Иттихад-уль-муслимин» — тысячу.

В тот же день «Хинду махасабха» праздновала победу. Здание партии было иллюминировано и украшено цветами. До поздней ночи под его сводами раздавались поздравительные речи и гремели овации. На «именинника» Рамачандру Рао надели цветочные гирлянды. По району Асифабада под барабанный бой шли процессии сторонников «Хинду махасабхи».

«Охотники за душами»

С миссис Мозес я познакомилась во время заседаний Всеиндийского комитета Конгресса. У прилавка книжного киоска, где продавали конгрессовские издания, ко мне подошла небольшого роста полная женщина, одетая в простое темное сари.

— Вы, конечно, иностранка, — сказала она.

― Да.

— И давно вы живете в Хайдарабаде?

— Всего несколько месяцев.

— У вас здесь есть друзья?

— Да. И немало.

— А кто они?

— Такие же индийцы, как и вы.

— Нет, я имею в виду не это. Кто они по религии?

— Большинство мусульмане.

— А есть ли у вас друзья среди христиан?

— Может быть, и есть. Я, правда, этим никогда не интересовалась.

— Как? Не интересовались? Но ведь вы же христианка!

— Кто вам об этом сказал? Я не верю в бога.

Глаза женщины округлились:

— Этого не может быть.

— Иногда бывает.

— Меня зовут Мозес, миссис Мозес. Я христианка. У нас гут целая община.

Кажется, это становилось интересным.

— А кто же вы, католики, протестанты, православные или кто-нибудь еще?

— Мы ни то, ни другое, ни третье. Мы исповедуем истинную религию, не ходим в церковь, не посещаем увеселительных зрелищ и кино. Ведем очень простой образ жизни.

Я поняла, что миссис Мозес — баптистка. В городе действовало несколько американских баптистских миссий. У них была паства и среди индийцев. Мне захотелось поближе узнать, что же это такое. Я пригласила мою новую знакомую в гости. Она с излишней, на мой взгляд, готовностью приняла это приглашение.

Дня через два миссис Мозес появилась у меня. И не одна. С ней пришла немолодая женщина с узким бледным лицом и вкрадчивыми манерами святоши.

— Мы здесь, — скрипучим голосом начала она, — потому, что хотим наставить на путь истинный вашу заблудшую душу.

Признаюсь, я не ожидала такого оборота дела и почувствовала себя неважно.

— Да, да, — подтвердила миссис Мозес, — вы даже не знаете, как вы заблуждаетесь.

— Но я уверена, что не заблуждаюсь.

— О, это звучит наивно, — проскрипела бледнолицая.