— А где была пани Войцеховская? — спросил полковник.
— Я стояла за спиной доктора Ясенчака, но не произнесла ни слова.
— Будьте добры, встаньте на то же самое место, — попросил Немирох.
Пани Эльжбета послушно выполнила его указание.
— А теперь кульминационный момент ссоры: адвокат вскакивает со своего места, прошу вас, пан Потурицкий, а я — Лехнович — со сжатыми кулаками подхожу к нему. Так все было?
— Так, — подтвердили все присутствующие.
— Хорошо. Включайтесь вы, пан профессор. Кстати, я думаю, монологи и реплики мы без необходимости воспроизводить не будем, только действия или когда без реплик не обойтись. Прошу вас.
Войцеховский, точно так же как в ту трагическую субботу, спросил у всех присутствующих, на какого цвета салфетках стоят их бокалы, и, подойдя к столику, стал их раздавать.
— А твой, Стах? — включилась Эльжбета Войцеховская, воспроизводя свой вопрос, адресованный тогда Лехновичу.
— Голубой, — решительным тоном ответил поручик.
Хозяйка дома подошла к столику и вернулась с двумя бокалами в руках. В одной руке она держала бокал с вином, в другой — с коньяком. Коньяк она подала Межеевскому.
— Стоп! — воскликнул полковник.
Все вопросительно взглянули на Немироха.
— Сейчас прошу всех подойти к столику и посмотреть…
Все девять человек, собравшихся в комнате, окружили столик. Первой разобралась в ситуации Марио-ла Бовери:
— Но тут вообще нет салфетки голубого цвета, — воскликнула она удивленно. — Но зато здесь две розовых. А тогда — я хорошо помню — была одна голубая.
— Браво! — похвалил ее полковник.
— Ничего не понимаю, — пробурчал адвокат.
— Пани Эльжбета, — обратился к хозяйке дома полковник, — мне крайне неприятно, но, к сожалению, я вынужден выдать одну вашу маленькую тайну. Видите ли, — обратился он ко всем, — дело в том, что пани Войцеховская — дальтоник. Довольно редко случается, чтобы дальтоником была женщина, а кроме того, различая основные цвета спектра: желтый, зеленый, синий, красный, — не отличает некоторых пастельных тонов — к примеру, пани Эльжбета не отличает голубого тона от розового, если эти тона одинаковой степени интенсивности. А в итоге это кончилось трагически для Лехновича, которому пани Войцеховская ошибочно подала бокал, предназначенный не для него.
— Не для него? — вскрикнула Войцеховская.
— Как свидетельствуют имеющиеся у нас фотографии, да, впрочем, это заметил и адвокат Потурицкий, пани Эльжбета, не различая тонов, подала доценту бокал, стоявший на салфетке другого цвета. А его бокал, стоявший на голубой салфетке, остался нетронутым. К счастью, на фотографии отчетливо видно, на каких именно салфетках нет бокалов. Таким образом, стало ясно, что Лехнович выпил коньяк не из своего бокала, а из бокала, под которым была салфетка розового цвета.
— Позвольте, розовая салфетка была у меня! — Войцеховский был явно удивлен и взволнован.
— В том-то и дело, профессор, что цианистый калий, находившийся в этом бокале, предназначался именно для вас. Тем, что вы остались живы, вы обязаны, можно сказать, дальтонизму своей жены.
— Зигмунт! — Эльжбета лишь теперь осмыслила весь ужас происшедшего и импульсивно прижалась к мужу, словно стремясь убедиться, что он действительно жив и стоит тут, рядом с ней.
— Я чувствую себя обязанным объяснить вам всем и свое порой, скажем прямо, не слишком деликатное поведение, и весь ход расследования. Поскольку это потребует некоторого времени, может быть, нам лучше присесть, — предложил полковник.
Он придвинул к себе кресло, поудобнее уселся и, окруженный слушателями, начал рассказ.
— Скажем откровенно, дело с самого начала представлялось довольно загадочным. Не оттого, что в «приличном обществе» совершено убийство, такие вещи случаются. Но вот мотивы преступления казались нам либо недостаточно вескими, либо давно утратившими свою актуальность. Мы перебрали все возможные варианты, но концы с концами не сходились. Кроме одного… — полковник сделал многозначительную паузу.
Все с напряженным вниманием ждали продолжения.
— Да, так вот: кроме одного варианта, когда мы попытались перевернуть, если можно так сказать, картину наоборот и положить в основу рассуждений версию, что убийцей является сам Лехнович. И тут вдруг все факты начали совпадать и выстраиваться в логически четкую систему.
— Невероятно! — прошептала Эльжбета, все еще продолжая судорожно держать мужа за руку.
— В конечном итоге, — продолжал полковник — не составило особых трудностей выявить среди собравшихся в ту роковую субботу за бриджем потенциальную жертву Лехновича. Задача облегчалась тем, что яд был всыпан в бокал, стоявший на розовой салфетке, салфетке профессора Войцеховского.
— Но за что?! — Эльжбета никак не могла смириться с мыслью, что ее мужу грозила смертельная опасность, и притом от руки любимого ученика.
— Мотивы для убийства профессора Войцеховского Лехновичем в ходе следствия также выявлены с полной очевидностью. На путь преступления Лехновича толкнули непомерное честолюбие, жажда денег и карьеры. Денег и карьеры — любой ценой, — объяснил полковник, — даже ценой жизни своего учителя.