По холодным следам

Тому незачем знать, что мне удалось получить на кафедре разрешение выставить окончательные оценки в конце лета. Даже удивительно, насколько отзывчиво руководство университета к моим просьбам. Все потому, что я для них — само воплощение «чрезвычайной ситуации в семье», которое ассоциируется с ножами, похищенными юными дочерьми и криминальными новостями на государственных телеканалах.

Муж молча смотрит на меня из кухни, и я признаюсь себе, что предпочла бы точно знать, долго ли живу в доме рядом с заряженным пистолетом.

— Ты будешь рядом, когда она проснется? — спрашиваю я.

— Конечно. А если вдруг…

— Я же сказала, у нее все в порядке! — огрызаюсь я. Затем смягчаюсь: — Просто не хочу, чтобы Джули проснулась совсем одна в доме.

Том кивает.

Звоня Кэрол Морс из машины, я говорю немного сбивчиво, хотя мое желание встретиться с ней вполне естественно. В конце концов, она сама как-то приглашала меня.

Вот и сейчас она спрашивает:

— Так значит, сегодня вы придете вместе с Джули?

Джули не поедет к психотерапевту, она крепко спит. Но лучше я все объясню Кэрол при встрече.

— Нет, на этот раз я… хочу поговорить с вами наедине.

— Хорошо, — соглашается она, а потом добавляет: — В одиннадцать у меня окно. Сумеете подъехать?

Я убиваю час в книжном магазине рядом с ее кабинетом, листая романы. Когда я вхожу, то с некоторым удивлением обнаруживаю, что Кэрол моложе, чем мне казалось, и на ней узкие брючки капри. Почему-то это меня беспокоит.

— Входите, прошу. — Она указывает на диван, на подлокотнике которого лежит свернутый плед.

Я замечаю коробку с салфетками на боковом столике у лампы с выпуклой керамической подставкой. Не случалось ли моей дочери здесь плакать?

Кэрол закрывает дверь и садится напротив меня в кресло с низкой спинкой.

— Спасибо, что приняли меня, — говорю я, вдруг разволновавшись. — Надеюсь, мой визит не показался вам странным. Дело касается Джули.

— Как она? — спрашивает моя собеседница с некоторым беспокойством.

— Нормально. То есть не очень. Ей нездоровится, поэтому она и осталась дома. — Кэрол смотрит на меня, но мне почему-то не хочется рассказывать ей о больнице. Сейчас это единственная наша с Джули общая тайна; возможно, я просто боюсь узнать, что психотерапевт тоже в курсе. И я продолжаю, наблюдая за ней и гадая, поделится ли она информацией: — Я надеялась на вашу помощь. Мне кажется… по-моему, дочь что-то скрывает от меня. Знаю, вы не вправе говорить о том, что обсуждаете на сеансах, но мои слова, возможно, заставят вас изменить решение.

— И нарушить конфиденциальность? Нет, это неприемлемо.

— Даже если вас просят об этом родители?

— Особенно родители. — Она спокойно смотрит на меня. — Анна, вы ведь знаете, что последние две недели ваша дочь не ходит на сеансы?

— Откуда мне знать, если никто не потрудился меня известить?! — взрываюсь я. Психотерапевт замолкает, и мне становится неловко из-за собственного враждебного тона. — То есть нет, я понятия не имела. Она говорила, что ездит к вам. А разве вы не должны были нам об этом сообщить?

— Джули уже взрослая, — холодно отвечает психотерапевт. — Наши встречи абсолютно конфиденциальны.

У меня в мыслях вдруг возникает картинка, как Кэрол Морс вместе с мужем слушает модный шлягер в джакузи на веранде дома, купленного на деньги клиентов, которых она заверила, что у них в жизни все наладится.

С трудом сдерживаю желание встать.

— Но она точно была здесь на первых двух сеансах, я знаю, — говорю я. — Вы можете рассказать мне, что Джули вам говорила? Хоть что-нибудь? — Я должна вытянуть информацию из этой женщины. — Ну прошу вас. Нам она ничего не сказала, кроме того, что содержится в полицейском отчете, а он…

Я не в силах признаться, что дочь сказала полиции неправду. Во всяком случае, не всю правду. Пока я подыскиваю слова, чтобы сообщить Кэрол Мор о больнице и УЗИ, она говорит:

— А вы спрашивали саму Джули?

Спрашивала ли я Джули?! У меня в мозгу молнией вспыхивает ярость. Мне хочется вскочить и заорать, хочется опрокинуть изящную керамическую лампу, швырнуть на пол уютный плед и растоптать его. Вместо этого я интересуюсь:

— У вас есть дети?

— Нет, — спокойно отвечает она.

— Так я и думала, — бросаю я и поднимаюсь, подхватив сумку.

— Миссис Уитакер…

— Доктор! — рявкаю я.

— Доктор…

— Давалос.

— Доктор Дава…

— Ой, да зовите меня просто Анной.

— Анна, — невозмутимо кивает Кэрол, не реагируя на обидный тон. Она даже не встала вслед за мной, и хотя я жажду немедленно убраться отсюда, почему-то меня удерживает именно то, что она все еще сидит в своем кресле. — Анна, Джули пережила невероятно трудное время. Это единственное, что я вправе вам сказать. Большинству людей и не представить подобной психологической травмы.

Понятно, она хочет поговорить о травме моей дочери.

— Многие жертвы сексуального насилия испытывают непреодолимое чувство стыда, — продолжает психотерапевт. — Особенно когда насилие тянется долго и сочетается с другими травмами. Она должна чувствовать, что находится в безопасности, когда говорит с вами.