По холодным следам

— Одиннадцатое января тысяча девятьсот восемьдесят девятого года, — поспешно сообщила она. И день, и год были не те, но уже на два года ближе к ее настоящему возрасту.

— Вот так больше похоже на правду. Мы найдем тебе социального работника и заведем дело, прежде чем ты влипнешь в историю, из которой не сможешь выбраться.

«Такое уже было, — подумала она. — Но я все-таки выбралась».

— Знаю, ты считаешь себя крутой и все такое, — продолжал он, бросив на нее быстрый косой взгляд. — Но кто-то должен забрать тебя с улицы и уберечь от неприятностей. Этим кварталом владеет Хуарес. А тот парень в майке, которого я сейчас спугнул, — один из его подручных.

Несколько минут назад покрытая пятнами ржавчины «хонда» притормозила возле них, водитель опустил стекло, но затем быстро поднял его, и автомобиль умчался.

— Они сбежали, когда увидели меня. Они знают, что я полицейский в штатском, — объяснил Пит. — Это только к лучшему, потому что иначе тебя уделали бы до полусмерти. А потом бросили бы где-нибудь поблизости от дома Хуареса — кстати, это не настоящее его имя, он только прикидывается большой шишкой из Мексики, — он подобрал бы тебя и уговорил на своего рода сделку: ты остаешься и работаешь на него, а он позаботится, чтобы никто не приставал к тебе на улице и чтобы тебя не обижали. А через неделю ты увидишь в гостях у Хуареса того, кто изнасиловал и избил тебя, он будет сидеть в гостиной на диване и жрать клубничное печенье, и тогда ты все поймешь, но будет уже поздно.

Во время этой лекции она сидела молча. В голосе офицера Пита, как она начала его про себя называть, слышалась усталость, и он без конца шмыгал носом. В очередной раз прочистив нос, он заключил:

— Итак, добро пожаловать. Сейчас мы познакомимся с милой дамой, социальным инспектором, она заведет на тебя дело и отправит в приемную семью.

Она резко выпрямилась:

— Меня не надо определять в приемную семью. Мне восемнадцать.

— Ты каждый раз говоришь по-разному. Повтори-ка, когда у тебя день рождения? — Он рассмеялся. — Держу пари, ты не вспомнишь ни одной даты из тех, которые называла.

— Я не хочу в приемную семью.

— А я не хочу, чтобы тебя зарезал на улице какой-нибудь сутенер. Ты ведь совсем недавно сама о себе заботишься, я угадал?

Она задумалась над вопросом. А Джон Дэвид о ней заботился? Она не была уверена, но все равно кивнула.

— Я так и думал. Ты в городе меньше недели?

— Два дня.

— Тебе ведь не нравится то, чем ты занимаешься, правда? Ты работаешь не по своей воле?

Она снова кивнула.

— Ладно. Тогда тебе нужно место, где можно жить, причем бесплатно. На крайний случай ненадолго отправишься в приют.

Приют. Она была наслышана о подобных заведениях. Правда, подробностей не знала, но только потому, что беспризорные дети, сбежавшие из приюта, упоминали о нем не для того, чтобы поделиться впечатлениями. Они упоминали о приюте, чтобы напугать до чертиков.

Полицейский заметил выражение ее лица.

— Расслабься, я не повезу тебя прямо туда, — сказал он. — Для начала побеседуешь с Вандой, и она решит, что с тобой делать. Если так боишься приюта, скажи Ванде, что тебе нужно убежище, а затем попросись в хорошую семью, где тебя не будут бить, или что там с тобой делали в родном доме. — Он снова шмыгнул носом и украдкой бросил на нее взгляд. — Жаль, что тебе пришлось сбежать оттуда. Наверное, все было очень плохо. И все же на улице чертовски опасно. Так ты категорически против возвращения домой?

Она долго думала о доме. Возвращение туда казалось еще менее реальным, чем то, что она совершила — и не только с Питами, ради выживания, но и в тот раз. Она вспомнила маленькое лезвие, вспомнила, как на четвереньках выползала из подвала, а колени скользили от крови. Вспомнила тело, лежащее на полу бункера, и засыхающую вокруг кровь.

— Меня не… — начала она, запнулась и снова попыталась объяснить: — Мне просто нужно было…

— Знаю. — Офицер глубоко вздохнул, и она возненавидела его всеми фибрами своей души, этого глупого Пита. — Ты не виновата.

Она и без него это знала. Виноваты Питы. Виновата Дженис. Виноват Джон Дэвид.

12

Когда я прихожу домой, Том доедает разогретую готовую еду за кухонным столом. Джули нигде не видно.

— Где деньги? — спрашиваю я.

Слова кажутся грубыми и выпуклыми, будто их разглядывают сквозь рифленое стекло.

Муж опускает вилку.

— Анна, — начинает он отчаянным тоном, и я сразу понимаю, что не ошиблась в своих подозрениях.

— Где деньги из фонда Джули? — уточняю я. — И еще: ты трахаешь Альму?

— Нет.