По колено в крови. Откровения эсэсовца

Я больше не мог пребывать в таком состоянии. И велел ему попытаться. Лихтель обеспокоенно взглянул на меня и подозвал Брюкнера, Крендла и Лёфлада. Я продолжал лежать на левом боку. Лёфлад стиснул мне ноги, чтобы я не брыкался. Крендл ухватил меня за голову в каске, да так, что я уже подумал, что он собрался свернуть мне шею. И тут Лихтель ловко ухватил меня за предплечье, ему помогал Брюкнер — требовалась грубая физическая сила. Что уж они там со мной делали, не могу сказать — отключился от болевого шока.

Придя в себя, я увидел на поляне целую толпу военврачей. Мой взвод получил приказ садиться на грузовик и возвращаться в Таганрог. Но бойцы без меня ехать отказывались. Военврачи разъяснили мне, что меня отправляют в полевой госпиталь, но я наотрез отказался. Поднявшись, я повел взвод через лес к дороге. Мы намеренно выбрали такой путь, чтобы отыскать тело Цайтлера. И отыскали. И вот теперь мы стояли и молча смотрели на погибшего товарища. Рот его был полуоткрыт, и я увидел, что у него не хватает двух зубов. Тех самых, которые выбил ему в Таганроге наш здоровяк Брюкнер. У меня сжалось сердце.

— А этот еще жив, — сообщил Алум.

Мы увидели лежащего на земле русского с рваной раной в предплечье и довольно глубокой раной в области живота. Никто из нас не знал, как быть с ним. Еще полчаса назад подобной проблемы возникнуть не могло. Но сейчас, когда бой завершился, мы не могли просто так прикончить его — все-таки нечестно.

— Они убили Цайтлера, — многозначительно произнес Брюкнер.

— А мы уложили вон сколько их, — ответил Лёфлад. Брюкнер, резко повернув голову, уставился в сторону.

— Проследите, чтобы никого поблизости не было. И предупредите, если кто-нибудь появится, — попросил нас Лихтель.

Сначала мы не поняли, что он замышляет. Пожевав губами, будто раздумывая о чем-то, Лихтель обвел глазами деревья. Никого. Быстро став на колени, он извлек из ранца индивидуальный пакет. Стащив с русского шинель и гимнастерку, он снегом протер рану сначала на плече, потом на животе. Рана на животе кровоточила. Достав хирургическую иглу, он вставил кетгут и, приложив палец губам, дал раненому русскому понять, чтобы тот не вопил. После этого стал ловко, совсем по-врачебному заштопывать рану. Покончив с этим, наложил повязку, снова помог русскому надеть гимнастерку и шинель и жестами объяснил ему, чтобы до нашего ухода он не вставал.

Мы уже успели отойти метров на 10—15, как Брюкнер вновь стал брюзжать.

— Ты спас жизнь врагу.

Лихтель предпочел промолчать.

На дороге мы собрали с тел погибших боеприпасы, потом пешком направились в сторону Таганрога. Тут как раз прибыли грузовики и полугусеничные вездеходы забрать нас. Уже во второй раз русские вынудили нас отступить.

Оказалось, все это время танки и большая часть техники Гота спокойно стояли в городе. Генерал решил воспользоваться окольными лесными дорогами. В результате из 200 отправленных бойцов вернулись лишь 90 человек. Остальные остались лежать в лесу. У меня тогда создалось впечатление, что танки для Гота были куда важнее людей.

Глава 15 . Контрнаступление под Поповкой

К февралю нашу колонну в полном составе перебросили в Ростов-на-Дону для ремонта техники и пополнения личным составом. ОКВ сменило стратегические приоритеты, и главной задачей вермахта теперь стало овладение Азовом, Сальском, а также нефтеносными районами Кавказа. 5-я дивизия СС, вновь под командованием обергруппенфюрера Феликса Штайнера, развертывалась для нанесения удара по Мариновке.

Наше поражение под Сальском, а также злополучный обстрел, под который мы угодили в лесу, поставили Кюндера в весьма невыгодное положение, значительно понизив его авторитет как командира, причем даже в глазах Дитца, а потом их рядового состава. Все без исключения батальоны по причине высоких потерь нуждались в пополнении. К середине февраля в Ростов-на-Дону стали прибывать танки «тигр» новой модификации. И с каждым днем рождались все новые и новые слухи: фон Манштейн прибыл сменить Гота, возобновилось сражение за Москву, 3-я дивизия ваффен-СС совершила прорыв в районе Ивановки. Мы понятия не имели, что из этого правда, а что домыслы. Впрочем, это роли не играло, поскольку нам все казалось красиво поданной ложью.

Каждое утро на построении нас убеждали, что мы выигрываем войну. Каждый полдень на ростовскую базу прибывали потрепанные в боях танки, полуобгоревшие грузовики и раненые. Надо было видеть их лица! Они возвращались из Батайска, Александрова, Имени. Этим солдатам воспрещалось вступать с нами в какие бы то ни было контакты, сообщать нам, где и на каком участке они сражались. А, собственно, почему? Ведь, раз уж мы выигрываем войну, пообщаться с ними нам как раз было бы неплохо для поднятия боевого духа. И факт подобных запретов говорил сам за себя.