По ком звонит колокол

– Я возьму, – сказал ему Пабло. В его угрюмости сквозила тоска, которая насторожила Роберта Джордана. Ему была знакома эта тоска, и то, что он почувствовал ее в Пабло, его обеспокоило.

– Тогда дай мне карабин, – предложил он и, когда Пабло отдал ему ружье, закинул его на плечо; его спутники пошли вперед, подъем был тяжелым, все трое, подтягиваясь на выступах, карабкались по гранитной скале к ее верхнему краю, перевалив через который оказались на зеленой опушке леса.

Они стали огибать этот маленький лужок; теперь, без тяжелого мешка, под которым спина насквозь промокала от пота, ощущая за плечом лишь приятную жесткость карабина, Роберт Джордан шел легко и заметил, что трава в нескольких местах выщипана, а кое-где в земле видны ямки от колышков. По следам в примятой траве можно было также понять, что здесь водили к ручью на водопой лошадей, о присутствии лошадей свидетельствовали и кучки свежего навоза. Значит, здесь они пасут их по ночам, а днем прячут от посторонних глаз в лесу, подумал он. Сколько же лошадей у этого Пабло?

Он вспомнил теперь то, что увидел раньше, но чему не придал значения: штаны у Пабло были до мыльного блеска затерты на коленях и на внутренней поверхности бедер. Интересно, есть у него хоть пара башмаков или он и верхом ездит в альпаргатах[5], подумал он. Должно быть, у него имеется полная экипировка. Но мне не нравится эта его тоска. Тоска – это плохо. Тоска предвещает либо дезертирство, либо измену. Именно тоска предшествует предательству.

Где-то впереди, в лесу, заржала лошадь, а потом сквозь узкие просветы между коричневыми стволами сосен, густые, почти смыкающиеся кроны которых едва-едва пропускали солнечный свет, он увидел загон, обнесенный двумя рядами веревки, закрепленной вокруг стволов. Почуяв приближение людей, лошади повернули головы в их сторону; на земле возле дерева с внешней стороны загона были сложены седла, накрытые брезентом.

Подойдя к загону, его спутники, которые несли поклажу, остановились, и Роберт Джордан понял, что должен выразить восхищение лошадьми.

– Да-а, – сказал он. – Красавцы. – И, повернувшись к Пабло, добавил: – Значит, у тебя – своя кавалерия?

Лошадей в загоне было пять: три гнедых, рыжая и буланая. Сначала внимательно обведя взглядом всех, Роберт Джордан стал осматривать каждую в отдельности. Пабло и Ансельмо знали им цену, и пока Пабло любовно смотрел на них, гордый и даже не такой теперь тоскливый, старик вел себя так, словно именно он преподнес Джордану этот великий сюрприз.

– Ну, как тебе? – спросил он.

– Всех их я сам отбил, – сказал Пабло, и Роберт Джордан порадовался тому, что в его голосе звучала теперь не тоска, а гордость.

– Вот этот, – ответил Роберт Джордан, указывая на одного из гнедых, крупного жеребца с белой отметиной на лбу и белым носком на передней ноге, – хорош!

Это был действительно красивый конь, словно сошедший с полотна Веласкеса.

– Они все хороши, – сказал Пабло. – Ты разбираешься в лошадях?

– Да.

– Тем лучше. Замечаешь какой-нибудь дефект у одной из них?

Роберт Джордан понял: вот она, настоящая проверка документов неграмотным человеком.

Все лошади по-прежнему стояли, повернув головы к людям. Роберт Джордан поднырнул под веревку и похлопал буланую по ляжке. Потом, прислонившись к веревочному ограждению, стал наблюдать за лошадьми, кружившими по загону; постояв еще с минуту после того, как они остановились, он наклонился и вылез обратно.

– Рыжая прихрамывает на правую заднюю, – сказал он Пабло, не глядя на него. – Трещина в копыте, но если правильно подковать, дальше расходиться не будет – правда, только если не ездить по очень твердой земле.

– Мы уже взяли ее с этой трещиной, – сказал Пабло.

– У самого лучшего твоего жеребца, того, что с белой отметиной, припухлость над верхней частью голени, мне это не нравится.

– Ерунда, – ответил Пабло. – Ушибся дня три тому назад. Если бы там что-то было, уже проявилось бы.

Он сдернул брезент и показал седла: два простых пастушьих, вроде американских ковбойских, одно богато украшенное, обтянутое кожей ручной выделки, с тиснением и тяжелыми закрытыми стременами, и два черных армейских.

– Мы убили двоих из guardia civil[6], – объяснил он происхождение черных седел.

– Это крупная добыча.

– Они спешились на дороге между Сеговией и Санта-Мария-дель-Реал. Чтобы проверить документы у возницы. Так что нам удалось убить их, не поранив лошадей.

– И много вы убили гражданских гвардейцев?

– Несколько, – ответил Пабло. – Но только у этих двоих удалось взять лошадей невредимыми.

– Это Пабло пустил под откос поезд под Аревало, – вставил Ансельмо. – Его рук дело.

– С нами был иностранец, взрывал он, – сказал Пабло. – Ты его знаешь?

– Как его зовут?

– Не помню. Чудно́е какое-то имя.

– А как он выглядел?

– Светловолосый, как ты, но не такой высокий, с огромными руками и перебитым носом.

– Кашкин, – догадался Роберт Джордан. – Скорее всего, Кашкин.

– Да, – согласился Пабло. – Что-то вроде того. Очень чудно́е имя. Что с ним сталось?

– Погиб в апреле.

– Еще один, – мрачно сказал Пабло. – Все мы этим кончим.