По ком звонит колокол

Боже мой, Боже мой, пусть будут мне предостережением слова Мудреца о том, что когда говорит богатый, все молчит и превозносят речь его до облаков; когда же говорит бедный, вопрошают: "это кто такой?", и если он споткнется, то совсем низвергнут его[282]. И дерзни я говорить о владыках земных — слова мои будут умалены, а ошибки — преувеличены, но Ты, Господи — Ты выслушаешь меня, ибо от Тебя — всякая власть, а всякий властитель — зерцало Твое в мире сем. Потому позволяющие себе излишнюю вольность суждений о Твоих наместниках, владыках земных, тем самым приуготовляют путь тому, чтобы пренебрежительно или непочтительно говорить о Тебе: ибо это Ты, дав Империю Августу, дал и Нерону, и как Веспасиан принял ее от Тебя, так и Юлиан Отступник[283]; и пусть иные владыки исказили тот Твой образ, что запечатлен был в их душах, — разве допустил Ты, чтобы подвергся искажению тот образ Твой, что неизгладимо запечатлен в самой королевской власти. Тебе, Господи, ведомо, что если я не отзовусь подобающим образом на Твою милость, кою угодно было Тебе явить через моего земного владыку, короля, я тем самым присовокуплю к иным примерам моего небрежения вассальной верностью худший из всех возможных: выкажу себя неблагодарным; неблагодарность же обличает человека безнадежно дурного: так, иные проступки — лишь свидетельство того, что наше социальное тело поражено расстройством и недугом, и потому мы пренебрегаем какими-то обязанностями вежества, — сии проступки не столь велики. Бывает, однако, и так, что болезнью поражена самая суть естества человеческого, когда болезнь может вылиться в любую форму и поразить любую из наших функций, в конце концов сделав нас своими рабами. Но сколь же хуже быть плохим человекам, чем плохим вассалом. И как спросил Сын Твой про динарий: чье на нем изображение и надпись[284], так спрашиваю я про короля: чьим образом запечатлен он, чье помазание начертано на его челе — не Твои ли они, Господи? А что есть Твое, подобает вручить Тебе, Господи, и Тебе поручаю я счастие моего короля, вознося благодарность мою к Твоему престолу — да свершится всякое свершение к радости моего короля, и о том молю Тебя, Господи, чтобы радость та лишь прибывала и возрастала. Однако здесь, Господи, останови меня и дай мне размыслить: не выглядит ли все сказанное уловкой и ухищрением, что призваны подвигнуть мир к мысли, будто я более других отмечен королевской заботой? И столь униженно высказывая свою благодарность, преследую я цель иную, алкая себя тем возвеличить? Но — пусть ревность людская не остановит меня, дай мне, Господи, и дальше славить милость Твою, явленную мне через земного моего владыку. Ибо то, что ныне делает он для поддержания моего телесного здоровья, делал он и для многих, многих других, многие вкусили от этих плодов щедрости его. Когда только мог, всегда заботился он об исцелении страждущих, и множество людей приняло здоровье из его рук — в этом он превзошел своих царственных предшественников: есть болезнь, которую, волею Господа, он один в силах исцелять[285] — возможно, дар сей он получил не только благодаря своему титулу, не только потому, что он — помазанник Божий и король. Тем же, кто нуждается в исцелении от недугов иных, кому он не может вернуть крепость телесную возложением рук, он посылает иного подателя здоровья — своего врача. Святой Людовик Французский и наша королева Мод[286] прославились тем, что лично посещали больницы и помогали даже тем страждущим, чьи болезни не вызывали ничего, кроме отвращения. Известно, что когда благочестивой императрице Плацилле[287], супруге Феодосия Великого[288], сказали, что она роняет свое достоинство, каждый раз лично посещая больных, хотя нет в том никакой нужды и можно ограничиться присылкой лекарства, та ответила: если бы я посылала лекарство, я бы действовала как императрица, но я прихожу к недужным как христианка, как та, кто наравне с ними принадлежит единому Телу Христову. И слуга Божий, царь Давид, обращаясь к народу своему, не отделяет себя от подданных, но называет тех братьями своими, костью своею и плотью[289]; и когда пали многие из народа израильского, пораженные Твоею десницей, Давид, отвергнув себя, молил за несчастных, взывая: Господи, я согрешил; а эти овцы, что сделали они? пусть же рука Твоя обратится на меня и на дом отца моего[290]. Царям подобает быть подателями даров и благ: когда Орна, себе в ущерб, без всякого к тому понуждения, дарит Давиду все, потребное для жертвоприношения, сказано в Твоей Книге: Все это, царь, Орна отдает царю[291]. Давать — значит уподобляться царю, но давать здоровье — уподобляться Царю царей, Тебе. И все же Тебе ведомо, Господи — как ведомо то и иным из почтенных Твоих служителей[292], — что поддержка, оказываемая ныне королем моему здоровью — лишь отблеск той милости, что была явлена мне в иные дни, когда через него воссиял мне Твой свет, Господи, — лишь эхо того голоса, когда Ты говорил со мной устами короля[293]; тогда он первым из знавших меня исполнился надежды, что труды мои могут послужить во благо Церкви, и снизошел до того, чтобы дать мне это понять, действуя не только намеками, но даже просьбами и убеждениями столь настойчиво, что не мог я не внять этому призыву[294]. И Ты, вложивший в сердце короля сие желание, вложил в мою душу готовность к повиновению монаршей воле, и я, который прежде страдал легкомыслием и нерешительностью, и был игралищем судьбы, и все свое время изводил в бесплодных размышлениях, как бы это время лучше потратить, — этим человеком Божиим и Богом человеков я был приведен в надежную гавань и излечен от духовного моего недуга. Я просил у короля камень, он же дал мне хлеб[295]; я просил у него скорпиона, он же дал мне рыбу[296]; я ходатайствовал у него о должности светской, тогда как он, не отклоняя вотще просьбу мою и не отвечая на нее отказом, дал мне понять, что желаннее ему было бы видеть меня в ином качестве — в котором ныне и пребываю. И Ты, Господи, который не забывает ничего, этого не забыл, хотя, возможно, сам король не помнит уже о том, ибо свойственно благородным людям свои благодеяния забывать. Но я — не только свидетель, но и — пример того, что наш Иосафат заботится о назначении священников так же, как и судей[297], и не только посылает врачей, что возвращают телу временное его здравие, но также и врачует здоровье духовное.