Летом 1942 года Сталин и его приспешники были куда меньше готовы на уступки, чем год назад. В декабре 1941 года при поддержке традиционного союзника России, «генерала Мороза», советские войска дали битву под Москвой, и им удалось остановить наступление Германии. Начала поступать помощь от союзников. Отчаянной необходимости в помощи поляков уже не было. В то же время этот необычный союзник на советской земле — тысячи полуголодных людей в лохмотьях, только вышедших из советских тюрем и лагерей, могли выставить Советский Союз не в лучшем свете. У Сталина были уже новые планы на Польшу. И НКВД получило инструкции отказаться от практики наибольшего благоприятствования.
Андерсу было позволено отвести своих людей в Ташкент, где были лучшие условия для восстановления сил. Но в начале марта 1942 года ему неожиданно сообщили, что часть его армии снимается с довольствия: оно будет выделяться не на 70 тысяч (численность войска под его командованием), а на 26 тысяч. Это была огромная трагедия, потому что солдаты уже и так делили свои пайки со штатскими поляками, собиравшимися вокруг лагеря. Андерс напрямую обратился к Сталину, добился, чтобы его приняли, и 18 марта сумел довести эту цифру до 44 тысяч. Кроме того, Сталин согласился эвакуировать остальных людей Андерса, около 30 тысяч, в Иран, где они будут восстанавливать силы и проходить военную подготовку.
За этим последовала так называемая первая эвакуация. Это был
А мы в Николаевке мало что знали о первой эвакуации. Я долгое время недоумевал по этому поводу, пока недавно не обнаружил, что посольство Польши в Советском Союзе, опасавшееся неконтролируемого потока штатского населения на юг, намеренно скрывало эту информацию. Не знали мы и того, что отношения с Советским Союзом к этому времени ухудшились настолько, что Андерс стал сомневаться в целесообразности борьбы с Германией на Восточном фронте. Он опасался, что его люди не смогут воевать с полной отдачей бок о бок со своими бывшими тюремщиками. Наблюдая за быстрым продвижением немцев к Нижней Волге и Кавказу, он стал сомневаться, что Красная армия в состоянии предотвратить прорыв Германии к нефтяным залежам Ирана и Ирака. Поэтому он предложил генералу Сикорскому, что вся его армия присоединится к британцам на Ближнем Востоке и примет участие в обороне нефти.
8 июня в Янгиюль под Ташкентом, в генеральный штаб генерала Андерса прибыла телеграмма из Лондона от премьер-министра Польши в изгнании с предписанием польской армии оставаться в Советском Союзе. Это было политическое решение, принятое людьми, находящимися за тысячи миль от Советского Союза и не знающими местных реалий, не способными понять сознание советских людей. Но Андерс лучше понимал, что происходит, и решил проигнорировать приказ. Он подозревал, что британские власти уже пришли к тому же выводу, что и он. Поэтому он по собственной инициативе обратился с просьбой об аудиенции к сэру Арчибальду Кларку-Керру, британскому послу в Советском Союзе, чтобы дело получило дальнейший ход. Нарушение субординации имело место 7 июля и возымело мгновенные и поразительные последствия. В ту же ночь, с 7 на 8 июля 1942 года, Сталин дал согласие на перевод всей армии в Иран. Приказ о второй эвакуации был дан польским подразделениям 15 июля.
Вряд ли нам когда-либо удастся понять, чем руководствовался Сталин, принимая эти решения. Мгновенная реакция на разговор Андерса с Кларком-Керром заставляет нас предположить, что цели Британии и Советского Союза в этом случае совпадали и требовали немедленных действий. Недавно польский историк Збигнев Семашко высказал предположение, что сталинская разведка предвидела, что немцы обнаружат катынские захоронения. Вероятно, Сталин всерьез опасался последствий того, что эти новости дойдут до польской армии в Советском Союзе. Поэтому он выбрал «меньшее зло» — удалить с советской территории армию генерала Андерса, порядка 80 тысяч человек.