С такой же легкостью об этих течениях выносились и прямо противоположные суждения. Ведь, действительно, импрессионизм предстает лишь в ярких красках осени реализма прошлого века. Символизм кажется последним вздохом тоскующего неоромантизма. Фовизм и экспрессионизм дробятся на пеструю мозаику имен и произведений, на отдельные направления и тенденции. А теряя свою цельность, они невольно перестают смотреться и как «источник» новейшего искусства. Кубизм при известной настроенности ума можно трактовать как временный эксперимент, давший много для будущего, как «лабораторию» гигантов — Пикассо, Брака, Леже. Да к тому же с точки зрения «чистого» авангардизма он не выдерживает критики — там нет-нет да лукаво и чувственно улыбнется зрителю какой-нибудь знакомый предмет. Дадаизм? С одной точки зрения он только серия бессмысленных акций, а с другой — прото-поп-арт, не более. Ясности достигнуть трудно. Разные направления утверждаются и критикуются как-то одинаково легко и непоследовательно. Существует симметрия полярных суждений, не дающих правильного ответа.
Поиск начальной ступени развития авангарда затруднен и тем, что многие течения клялись будущим и каждое из них торжественно заверяло, что «старый тип искусства умер». Когда такое уверение выражалось энергично, оно порождало доверие к себе, заставляло выделять новое направление как принципиально новое. Уже импрессионисты говорили, что открыли дорогу новому искусству. Название группы экспрессионистов «Мост» надо понимать символически — мост в будущее. Известное явление рубежа веков — группа «Наби» пророчествовала будущим («наби» с древних языков переводилось как «пророки»); символизм, модерн, Ар нуво (новое искусство) называли себя самым современным искусством, футуристы просто объявили себя глашатаями завтрашнего дня.
Представление о «радикальности» какого-нибудь раннего «изма» происходило из постоянного его «примеривания» к настоящему моменту. Долгое время кубизм воспринимался как самый кардинальный переворот в художественном мышлении, все будто бы меркло в сравнении с ним. Однако рядом с П. Пикассо работал А. Руссо, который сказал, что пишет картины в «самом современном стиле», и оценил «Авиньонских девиц» как произведение в «египетском стиле», т. е. как произведение традиционное. В 1908 г. его суждение звучало более чем странно, теперь же, после опытов сюрреализма, поп-арта, гиперреализма и наивистов, оно оказывается «объективнее».
Лишь поняв, что такое авангардизм в целом, можно найти и примерную дату его рождения. Примерную, приблизительную, ибо начинался он спорадически, несистемно. Потому и бессмысленно привязывать его конкретно к определенному «изму», к одному году, к определенному имени.
Есть несколько традиционных критических представлений об авангардизме, которые, быть может, вполне удовлетворительны при первом и беглом знакомстве с рассматриваемым явлением, но на самом деле резко отдаляют от верного понимания сущности его природы. Это вопрос о художественной форме, которая гипнотизирует своей необычностью, бросается в глаза. Критически авангардизм нередко называют формализмом, а апологетически — школой форм. В том и в другом случае авангардизм предстает бездуховной системой, накапливающей опыт пересоздания форм — опыт, который будто бы можно еще для чего-то использовать, например для дизайна. Но главное, авангардизм никогда особенно не интересовался проблемой чистого формотворчества. И удивительные мутации форм, которые мы наблюдаем,— лишь вторичное следствие более глубоких и более существенных процессов.
Рис. 4. M. Дюшан. Велосипедное колесо. 1913—1914
Оценка авангарда как направления «формалистического» явлению нашего времени не подходит. Если бы его, скажем, удалось погрузить в прошлое столетие, то там бы он действительно стал формалистической экзотикой. В XX же веке он последовательно выступает против концепции «чистого искусства», против теории автономных художественных ценностей, против идей «искусства для искусства». Каждое произведение авангардистов является отпечатком неких идей, оттиснутых в форме только для памяти. Форма должна быть информативна; согласно концепции авангардизма. Информация же должна быть не о себе самой, а о чем-то ином, более существенном.