По лазоревому ветру

Лефир всё ещё смотрел на них, не моргая и не дыша. Он ждал смерти и которой, казалось, был готов, если только к такому вообще можно быть готовым. Но ничего не происходило. Ровным счётом никаких ощущений. Он остался жив, и первое, что пришло ему в голову, что кто-то успел подменить Осколок на фальшивку. Это ему совершенно не понравилось: он не хотел бы переживать всё это снова. Принц, продолжая лежать на камне, перевёл взгляд на полоску пыли, которая уже приблизилась настолько, что можно было увидеть двух всадников на лошадях. Лефир устало вздохнул. Что он сможет им сказать? Что сделал всё правильно, но ничего не вышло? Чем он теперь докажет, что действительно разбил то, что ему дали?

Лефир нехотя поднялся, но не пошёл навстречу эльфам, а остался сидеть, погружённый в свои мысли, разглядывая тускло поблёскивающие остатки Осколка, разбросанные внизу.

Его движения не укрылись от эльфийского взора, и он услышал крик Эдварда:

- Жди нас и ничего не делай! Ты понял? – кажется, стоило ему узнать о том, что он полуэльф, как слух его обострился, словно его обладатель уверовал в возможность своего слуха улавливать мельчайшие звуки.

Он услышал и понял. Но ничего не ответил, потому что не видел в этом смысла. Через какое-то время, хотя принцу показалось, что через несколько секунд, к нему подскочили Эдвард и Офирель. Они присели рядом с ним и смотрели на него, ожидая чего-то. Он поднял на них взгляд, непонимающе переводя его с одного счастливого лица на другое. Эльфы были довольны, но Лефир пока не мог разделить их радости, так как решительно ничего не понимал.

- Мы успели! – выдохнул Эдвард и неожиданно обнял принца.

- Постой… - промычал прижатый к эльфу Лефир. – Вы не успели… Я разбил Осколок… Я правда его разбил, там, внизу, то, что от него осталось… - указал рукой вниз зажатый в объятьях принц, желая предоставить эльфам неопровержимое доказательство того, что он поступил честно и сделал всё, как положено.

- Правда? – эльф выпустил его из объятий и лицо его помрачнело.

- Да, я понимаю, в это трудно поверить, но я всё сделал, как и обещал… - продолжал объяснять Лефириус.

- Не переживай, ты молодец! Жаль, что мы не успели… - он печально покачал головой, глядя на каменную поверхность у себя под ногами.

- Зато Элейна успела! – ободряюще сказал Офирель. – Да, это не самый лучший вариант, какой мог быть, мы потеряли артефакт и…

Эдвард выразительно посмотрел на эльфа, призывая его замолчать и не раскрывать пока всех подробностей.

- Всё хорошо, Лефир, – мягко сказал он, поднимаясь на ноги. - Главное, все живы.

- Что успела Элейна? – требовательно спросил принц, чуя подвох, и эльфы переглянулись. Долго они смотрели друг на друга, молчаливо обсуждая, стоит ли рассказывать самим или подождать возвращения Элейны и Алариана.

Было принято молчаливое решение рассказать всё без утайки. Решение это оказалось незамедлительно притворено в жизнь. Было предсказуемо и ожидаемо, что именно после услышанного предпримет принц.

***

Лефир опустился на колени рядом с мёртвым Санаром. Впервые за всё то время, что он понял, кто готов заплатить за его голову, Лефир осознал, какой хладнокровный и жестокий человек лежал перед ним. Может быть, принц бы смог хоть как-то понять Санариуса, если бы тот ненавидел его всей душой или имел с ним личные счёты. Но Санар в принципе неплохо относился к Лефиру в обычной жизни. По крайней мере, не хуже, чем многие другие. И потому его решение избавиться от вставшего на его пути ничего не подозревающего племянника было особенно диким и бесчеловечным, ибо не имело никаких эмоциональных оснований. Какой-то запоздалый страх от того, что такое вообще может быть, и презрение к Санару отразились в широко распахнутых глазах Лефира. Алариан тихо сказал, заметив, о чём примерно думает принц:

- Элейна боялась, что ты не поймёшь… Но знай, что она была против убийств…

- Я знаю… - перебил принц, про себя добавив: « И причины тоже знаю…». – Я бы не стал осуждать её за это, хотя сам бы вряд ли смог убить Санара… - он смотрел в загримированное лицо своего дяди, глядевшего в потолок своими невидящими навсегда замершими глазами, которые теперь были просто тёмно-карими и какими-то пустыми.