По льду

— Еда уже едет, — он похлопал по дивану рядом, — садись, Вася. Тебе нужно расслабиться.

Его взгляд был таким, каким я видела его сотню раз. Странно было видеть его сейчас. Однако уже в этот момент я понимала, чем всё это закончится. Плохая — никто и не отрицал. Но я села, как он и сказал мне. В метре от него.

— Мазь от синяков, — он махнул ею в воздухе и положил тюбик на стол рядом с бутылкой, — но сперва успокойся. Обещаю, что и не прикоснусь к Соне, пака ты мне не разрешишь. Просто положи её, так будет лучше.

Я поднялась на ноги, туша шумный выдох и улыбку. Откуда ей здесь было вообще взяться? Но она была иронично-предвкушающая. Как и моя совесть, которая будет молить меня остановиться, когда эта игра завершится моим проигрышем.

Соня в «люльке». Я нажала на кнопку, выкрутив отметку на середину. А после села в кресло, чтобы нас разделяло хоть что-нибудь посущественнее воздуха.

— Я поеду к маме, — опомнилась я.

Но вставать не спешила, увидев его уверенный взгляд на себе — он не планировал отпускать меня сегодня.

— Поздно звонить, — подтвердил мои догадки он.

И налил вино в бокалы, не забыв протянуть мне один.

— Ты должна понимать, что это самое безопасное место для тебя и Сони, — правдивые слова, но настолько же верные, насколько я не желала их слышать и принимать.

Потому кивнула, соглашаясь только номинально.

— Крем, Вась, — напомнил он, — могу сходить в аптеку за обезболивающим или ещё чем.

Я даже почувствовала насколько сильно замахала головой в этот момент. Мне было страшно оставаться одной после того, что произошло. И я смогла понять и осознать это только сейчас — когда некрепкий алкоголь позволил расслабить зажатые в нервные тиски мышцы и немного освободиться от паники.

— Я могу помочь, — он не делал попыток приблизиться или подсесть, однако это был тот самый момент, когда я чувствовала себя ближе к нему, чем к кому-либо другому.

Кроме дочери, конечно.

— Я про синяки, — пояснил он.

Мне пришлось вновь помотать головой, начинающей пульсировать болью каждый раз, когда мысли касались мужа или квартиры на этаж ниже.

— Не стоит, — ещё один глоток из бокала, и я смогла спокойно откинуться на спинку кресла, расслабив затёкшее и болящее от прошлых ударов тело.

Где-то внутри гудящей головы вопила только одна мысль: я шла по тонкому льду, скрипящему и нещадно трескающемуся от каждого шага. Однако я предпочитала не видеть своё очередное падение, пренебрегая логикой и совестью. А потому бесстыдно смотрела в спокойные карие глаза и искала в них себя.

— Можешь выбрать любую комнату, — он закинул ногу на ногу, впервые за всё это время улыбаясь, — лучше, конечно, если ты будешь спать в хозяйской спальне, но зная тебя…

Он усмехнулся, я взглянула на него удивлённо-ожидающе. Настолько открытое наступление? Наш диалог длится от силы полчаса.

— Я останусь здесь, — он скосил глаза к дивану и добавил со смешком, — пошлячка.

И я вдруг поняла один факт, о котором не задумывалась всё это время — мы начали встречаться ещё детьми. Точнее подростками, но сути «взрослости» это не отменяет. Сейчас же я видела в нём равного себе взрослого человека, которым он не являлся.

Его смешил собственный намёк на соблазнение. И это удручало.

Однако одновременно заставляло расслабиться и принять то, что между нами ничего не будет. Плохо это или хорошо? Спорный вопрос.

— Нет разницы, — безэмоционально ответила ему я.

Он нахмурился. Словно понял, что где-то ошибся.

— Вась, давай будем честны, ты не вернёшься к нему, — тяжёлый прямой взгляд, от которого хотелось закрыть глаза, — планируешь остаться у мамы? В этом нет смысла, — он поджал губы, — вы не терпеть друг друга сможете больше недели. Твой отец будет в ярости из-за того, что ты ушла от своего «мужа». Ты сделаешь только хуже.

— Ты хочешь сказать, что у меня нет выбора, кроме как остаться с тобой? — макушка коснулась стены, а взгляд метнулся к окну за полупрозрачной шторой.

Она была для меня сейчас, как признак адекватности. От этого жизнь казалось тухлой, но понятной.

— Я не настолько кардинален, — его палец постучал по его же бокалу.

Почти полному, в отличие от пустого моего.

— Но именно этой цели я придерживаюсь, — признался он, — судьба Никиты предрешена. Как и ваша с Соней.

— Предлагаешь мне поменять одного абьюзера на другого, — выдохнула я, — только Никита манипулировать не способен, а ты только этим и промышляешь.

— Вась, — дернулся он.

— Я хочу ещё вина, — перебила его, взмахнув бокалом в воздухе.

Он встал, подошёл ко мне и забрал посуду. А после, не спрашивая моего мнения, подхватил меня на руки и сел в кресло сам, чтобы расположить меня в нашей привычной позе. Я зажмурилась, закусила щеку с внутренней стороны и откинулась спиной на его грудь, а головой на плечо.

Он не сдержал шумного расслабленного выдоха. И слов, почти касаясь моего виска губами:

— Тебе нельзя столько пить, Вась. Будет плохо, а ты ещё и болеешь.

Я хмыкнула.

— Это ты придумал мне болезни.

— Я и еще пара десятков врачей, к которым тебя направили, — усмехнулся он, — хочешь я отнесу тебя спать? Выглядишь кх-м… не живой.