По льду (СИ)

Николай шествовал по пустому коридору. Его шаги впервые были такими тяжелыми и сердитыми. Ворвавшись в кабинет отца, Коля подбежал к нему с желанием наброситься на него с кулаками. Однако Александр Юрьевич предугадал намерение сына и перехватил его руку, прижав к стене и локтем перекрыв кислород. Литвинов-старший, в ожидании наблюдая за ночным пейзажем в окно, видел, в каком настроении его сын вернулся домой. По его резким движениям во дворе и по тяжелым шагам в коридоре он знал, чего ожидать: нападение было предсказуемым.

Николай свирепо посмотрел на Александра Юрьевича. В горле пересохло, и он сглотнул, ощущая, как его кадык соприкасается с отцовским локтем. Пыл не утихал, голубые глаза горели яростью. Он презренно мерил отца взором, пока тот не ослабил хватку и не ступил пару шагов назад. Николай откашлялся и одной рукой взялся за горло. Растирая пальцами шею, Коля разжал фаланги, в которых была фотография, и всучил снимок отцу.

— Что это? — как ни в чем ни бывало, спросил Александр Юрьевич.

— Если плохо видишь, пора заглянуть к офтальмологу, — буркнул Коля и выпрямил спину.

— Вижу-то я хорошо. Только вот не понимаю, какая ко мне претензия. Ты ворвался в мой кабинет, словно фурия, и хотел поднять на меня руку.

— А ты переверни снимок. Тогда все поймешь.

Александр Юрьевич, скривившись, сделал то, о чем его просил сын. Недовольство сменилось легким испугом. Он свел брови к переносице и разомкнул губы. Слова стояли в горле.

«Причина смерти твоей матери — твой отец».

— Может, объяснишь, что это значит? — совладав с собой, поинтересовался Николай.

— Только после того, как ты пояснишь мне, каким образом фотография попала к тебе, — упрямился Александр Юрьевич.

— Разве это сейчас имеет значение? Не думаю, что тебе стоит знать. Это не имеет никакого отношения к сложившейся ситуации.

Литвинов-старший ударил кулаком в стену. Николай на мгновение прикрыл веки: рука отца находилась в нескольких миллиметрах от его лица. Если бы Александр Юрьевич направил кулак немного правее, то удар пришелся бы на правую скулу Коли.

— Как же ты не поймешь, что это имеет самое прямое отношение! Кто-то хочет нас рассорить! Разве тебе это не ясно? — Александр Юрьевич расстегнул пару пуговиц белой рубашки. От напряжения его захватило легкое удушье.

Николай рассмеялся, словно сумасшедший. С насмешкой воззрился на отца, пытавшегося прикрыться семейными узами, от которых ничего не осталось.

— Тогда он большой глупец, раз думает, что у нас семья.

— Я повторю вопрос, — пропустив язвления мимо ушей, утверждал отец. — Как этот снимок попал к тебе в руки?

Николай сдался: противиться уже не было сил.

— После встречи с Аней я возвращался домой. Остановился на перекрестке, чтобы подышать. Какой-то мотоциклист подбросил белый конверт в салон машины. Вот и все.

— Запомнил номера? — всполошился Александр Юрьевич. — Нам нужно его вычислить.

— Нет, — сухо ответил Коля. Кто это был, тревожило его меньше всего.

— Ладно, разберемся, — Александр Юрьевич цокнул и перевел тему. — Лучше скажи мне, эта девчонка поведала тебе, как именно Морозов получил компанию?

Николай взбесился. Отец с такой легкостью перевел тему, будто бы обвинение в убийстве матери нисколько не всколыхнуло его. Быть может, для Александра Юрьевича выходка неизвестного и была сущим пустяком. Но не для Коли, который до сих пор не знал правды.

— Я ничего не скажу, пока ты не объяснишь. Я хочу знать, как умерла моя мать, — продолжил давить Николай. Он желал выйти из этого кабинета с выжатой правдой. Даже если истина будет с ложкой дегтя.

— Вот упрямец! — крикнул Александр Юрьевич. — Боюсь, тебе не понравится.

— Уж я сам решу. Взрослый как-никак.

— Я не имею никакого отношения к смерти Веты. Это был несчастный случай. Она просто выпала из окна.

— Выпала или ты ее толкнул?

— Выпала сама! — повысил голос отец. — Я бы не посмел! Мы с ней разговаривали. Она сидела у открытого окна. Ночи в июле жаркие, сам знаешь. Она была неосторожна, качнулась и… Я не успел отреагировать. Это произошло внезапно.

— Тогда почему же вы все скрывали от меня эту правду? Что же в ней такого?

— Я очень сильно люблю твою мать, чтобы вспоминать об этом, — в глазах Александра Юрьевича впервые стояли слезы.

— Мы поэтому переехали в новый дом?

— Да. Теперь ты веришь мне?

Николай не ведал, верить ли отцу. Между ними был такой холод, что хрупкая нить доверия покрылась коркой льда и трещала. Хвататься за эту нить было бессмысленно, но Коля попытался. Он видел слезы горечи в глазах отца. Тот бы не посмел соврать. Не так искусно. Не про Вету.

— Аня ничего не сказала мне, — выпалил Коля, получив ответ на свой вопрос.

Литвинов-старший стер катившуюся по щеке слезу и мгновенно изменил тон. Не надтреснувшим, как минуту назад, а грубым голосом он сказал:

— Я не для этого тебя посылал к ней!