По лезвию бритвы

Мальчишка снова гневно потряс головой.

Изобразив досаду, старик приложил инструмент к губам, вдохнул полной грудью и выпустил мощную струю воздуха. Инструмент издал звук, похожий на рев быка, при этом наружу вырвался фонтан красных и оранжевых искр, закруживших ярким калейдоскопом под сводом.

Воробей слегка коснулся водоворота переливчатого света. Ребенком я тоже любил эту забаву. Странно, что я так давно не вспоминал о ней.

— Учитель, — вмешалась Селия, — пока вы столь любезно развлекаете нашего нового знакомого, я хотела бы перекинуться парой слов с нашим старым другом.

Я ожидал, что старик станет возражать, но вместо протеста он быстро улыбнулся мне и снова повернулся к мальчику.

— Каждая нота производит свой цвет, видишь? — Журавль выдул новый аккорд, и сине-зеленое облако, похожее на морскую пену, поднялось вверх.

Мы с Селией молча спустились в оранжерею. Селия отворила запотевшую от жары дверь и впустила меня внутрь. Не успел я оценить красоту вновь распустившихся цветов, как Селия перешла к делу.

— Ну? Как продвигается наше расследование?

— Не стоит ли нам посвятить в это дело Учителя?

— Если хочешь лишить умирающего человека последних радостей жизни, это будет на твоей совести.

Повидав старика, я не сильно удивился ее ответу. И все же неприятно было услышать подтверждение своим подозрениям.

— Он умирает?

Присев на табурет возле розовой орхидеи, Селия печально кивнула.

— Что с ним?

— Он стар. Он не называет мне точно свой возраст, но ему, кажется, уже семьдесят пять.

— Мне жаль.

— Мне жаль не меньше, — ответила она, но быстро продолжила: — Все это дело с детьми очень огорчает его. У него всегда было… доброе сердце.

— Извини, но, по-моему, совсем не требуется быть чересчур сентиментальным, чтобы считать убийство ребенка мерзостью, — возразил я, вынимая из глаза крупицу цветочной пыльцы и сопротивляясь желанию чихнуть.

— Я имела в виду другое. То, что случилось с детьми, ужасно. Но Учитель едва ли может с этим что-нибудь сделать. Теперь он не тот, кем был раньше. — Ее взгляд выражал твердость и непреклонность. — Журавль уже полвека служит народу этого города. Он заслужил, чтобы провести в покое остаток дней. Ты должен отплатить старику хотя бы этим, ты не согласен?

— Я задолжал Учителю гораздо больше, чем смогу заплатить. — Внезапно в голову закралось воспоминание о том, каким когда-то был Синий Журавль: глаза искрились остроумием и озорством, спина никогда не сгибалась и не кланялась ни перед кем. — Но я не о том. Нужно остановить эту тварь, а мои возможности не так велики, чтобы я мог позволить себе потерять союзника. — Я рассмеялся с ехидством. — Через неделю все это не будет иметь никакого значения.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ерунда, неудачная шутка.

Мой ответ не удовлетворил Селию, однако она не настаивала на продолжении.

— Я не собираюсь чинить препятствия. Если тебе требуется помощь… Я никогда не сравнюсь с Журавлем ни в способностях, ни в мудрости. Но я как-никак маг первого ранга. — Она робко кивнула на свое кольцо, как знак подтверждения последнему факту. — Учитель достаточно долго присматривал за Низким городом, и теперь, когда я приняла на себя заботу о Гнезде, возможно, пришло время взять на себя и его полномочия.

Селия возмужала за годы, истекшие со времени наших последних встреч. Она уже не была тем ребенком, которого я привел в Гнездо много лет назад. Но иногда она все же так говорила — «взять на себя его полномочия», «Дэвы хранят нас».

Селия приняла мое молчание за согласие.

— У тебя есть зацепки?

— Подозрения. Всегда только подозрения.

— Не позволяй мне торопить тебя. Если что-то еще тяготит тебе душу, расскажи сначала об этом.

— Я побывал на вечеринке, устроенной лордом Беконфилдом, Веселым Клинком. И пока мы с ним говорили, твой камень обжигал мне грудь.

— Но ты не решился поделиться этими сведениями?

— Эти сведения не настолько важны, как могло бы показаться тебе. С точки зрения закона они вообще ничего не значат. Если бы дело касалось какого-нибудь пройдохи из Низкого города, этого могло бы оказаться достаточным, возможно, хватило бы, и я указал бы на него кому следует. Тогда Старец привел бы подозрительного типа в Черный дом и вытянул бы из него все, что можно. Но когда дело касается знати? В таком случае должны соблюдаться основные принципы правосудия, а это значит, что человека нельзя схватить в его собственном доме и кромсать на куски только на основании показаний магического талисмана, незаконно приобретенного бывшим агентом.

— Нельзя, — вздыхая, согласилась она. — Полагаю, нельзя.

— И кроме того, я не уверен, что талисман прав. Я говорил с Беконфилдом. Он показался мне горячим и взбалмошным, типичным образцом высших классов. Но убивать детей, вызывать демонов… Это не в его духе. Аристократия обычно слишком ленива, чтобы по-настоящему предаваться злодействам. Проще тратить наследство на костюмированные балы и дорогих шлюх.

— Ты уверен, что не переоцениваешь его?