Сам факт того, что он действительно подразумевал то, о чем говорил, дороже всяких попыток блеснуть красноречием.
— Если хочешь утешить меня, будь добр, попроси Аделину приготовить яичницу. — Я остановил его на полпути к кухне. — Как ты узнал? — спросил я.
Очевидный вопрос не казался столь очевидным после ночи приведения мозга к покорности.
— Пока ты спал, к нам заходил агент. Сказал, что заглянет попозже.
— Представитель Короны? И меня даже не вытащили из постели?
— Он приходил неофициально. Сказал, что это только визит вежливости.
Вряд ли визит вежливости предполагал лучшее положение дел.
— Как его имя?
— Он не представился, а я не спрашивал. Молодой, белобрысый, слегка глуповат на вид.
Какое дело имел ко мне Гискард? Месть? Яне мог бы даже представить, чтобы Криспин раструбил на весь белый свет о крайне секретном задании, которое выполнял для меня.
Адольфус возобновил путь в направлении кухни.
— И заодно сделай кофе, пока ты там, — прокричал я, когда за ним захлопнулась дверь.
Борясь с головной болью, я пытался обдумать сложившееся положение. Спустя несколько минут гигант вернулся с завтраком.
— Это приготовила Аделина?! — возмутился я, прожевывая кусок подгорелого бекона.
Адольфус покачал головой.
— Она пошла с Воробьем на рынок. Это моя работа.
Я выплюнул кусочек яичной скорлупы.
— Поразительно.
— Если тебе не нравится, можешь приготовить себе завтрак сам.
— Боюсь, наш друг — неважный повар, — прозвучал голос из-за моей спины.
— Закройте дверь, — потребовал я.
Гискард выполнил мою просьбу, и завывания ветра снова умолкли. Выглянув из-за моего плеча, Адольфус с выражением нескрываемого раздражения уставился на вошедшего.
Агент присел на табурет рядом со мной. Он выглядел усталым и обессилевшим, светлые волосы растрепались. На правом лацкане камзола даже было небольшое жирное пятно от пищи — верный признак растерянности, вызванной смертью нашего общего и теперь уже бывшего напарника. Коротко кивнув мне, Гискард обратился к Адольфусу:
— Черный кофе, пожалуйста.
— Мы еще не открылись, — ответил Адольфус, положил тряпку на прилавок и скрылся в кухне.
Я спокойно потягивал кофе из своей чашки.
— Кажется, он мне не очень рад? — поинтересовался Гискард.
На самом деле у Адольфуса было мягкое сердце и еще более мягкое отношение к посетителям. Вероятно, он обслужил бы даже штатгальтера Дренской Республики, если бы тот вдруг соизволил почтить нас своим визитом. Должно быть, крайняя грубость, с которой Адольфус столкнулся в последний раз, когда агенты Короны ворвались в его заведение, несколько умалила его любовь к стражам закона.
— Не сомневаюсь, что в вашем прославленном заведении мне оказали бы такой же «теплый» прием.
— Вполне вероятно. Но он хотя бы передал вам мое сообщение?
— Я слышал новость.
— Извините.
Надо же: все вокруг вдруг начали каяться.
— Не стоит передо мной извиняться. Я почти не общался с ним последние пять лет. Его напарником были вы.
— Молодым и страшно неопытным, и то лишь полгода. Я даже не уверен, что вообще ему нравился.
— Я знаю, что он недолюбливал меня, и все равно мне горько оттого, что его больше нет. У Черного дома есть какие-нибудь версии?
— Опрос ничего не дал. Сейчас на месте происшествия работает Ледяная Стерва. Кое-кто из наших хотел допросить вас, но у нас приказ от начальства не трогать вас. Похоже, у вас еще остались друзья наверху.
Старец не был мне другом во всех смыслах этого слова, однако благодаря ему никто не вмешивался в мои дела.
— Что у вас? Есть какие-нибудь соображения? — поинтересовался Гискард.
Я опустил взгляд на остатки кофе — густая черная жидкость.
— У меня есть подозрения.
— Полагаю, вы не желаете поделиться ими?
— Полагайте что хотите.
Впервые за время нашей беседы я заметил в нем тень того человека, которого видел стоявшим над телом Маленькой Тары. Он боролся со своей гордыней, и, к его чести, когда он заговорил, то в голосе не слышалось презрения.
— Я хотел бы помочь, чем могу.
— Кажется, вы сказали, что не любили его?
— Я говорил, что это он не любил меня. Мне-то он всегда нравился. Но дело не в этом. Он был моим напарником, а это кое к чему обязывает. И если Черный дом не может найти убийцу, тогда я готов протянуть вам свою руку и сделать это вместе с вами.
На мой взгляд, последняя сентенция отдавала излишним юношеским сентиментализмом. Я поскреб подбородок, размышляя о том, не лгал ли он мне, хотя какое это имело значение?
— Почему я должен доверять вам?
— Я подумал, что ваши возможности расследовать дело не настолько велики, чтобы вы могли позволить себе отклонить предложение помощи.