По лезвию греха

Боже, я же не могла сказать это вслух? Не могла! Я не идиотка!

Подошёл вплотную, больно схватив двумя пальцами меня за подбородок. Поднял моё лицо вверх. Опалил затуманенным больным взглядом зелёных, как бутылочное стекло, глаз.

Губы дрогнули в фальшивой улыбке, и мне тотчас стало страшно. Нутро заледенело, покрывшись настоящим Арктическим холодом. Над верхней губой выступили капельки пота.

— Мне кажется, в последнее время ты недостаточно хорошо стараешься, детка…

Процедил, вглядываясь в мои глаза.

Захлопала густыми ресницами, пытаясь выглядеть как можно невиннее. Тётушка говорила, что это — мой беспроигрышный козырь, который тотчас придаёт мне вид сексуальной нимфетки. Такой, какой я понравилась Эдуарду тогда, на аукционе. И после которого он взял меня под своё покровительство.

— Прости, дорогой…

Пролепетала, старательно растягивая гласные.

Раздула ноздри, пытаясь всем видом показать своё собственное разочарование и обиду. Чуть покраснела.

Это должно сработать! Просто обязано!

— Признайся, Лада, ты со мной ради денег?

Процедил сквозь зубы, припечатывая меня каждым чётко выверенным словом.

Мои брови тут же сползли к переносице, и я наигранно закашлялась:

— Ты мне не доверяешь?

— А должен? Неужели ты такая идиотка, что думаешь, что я поверю в твои красивые сказочки о вселенской любви?

Он чуть прищурился, отпустив, наконец, мой подбородок.

— Знаешь, сколько таких шалав как ты пытались меня окрутить? Тысячи! Но я не такой идиот, чтобы поверить в эти розовые сопли. Прекрасно понимаю, что ради денег вы, алчные шлюхи, способны на многое.

— Я другая…

Прохрипела, приходя в себя после железной хватки этого старого маразматика.

Дышать стало намного легче, и я быстро провела язычком по припухлым губам. Мозг заметался по черепной коробке как израненная птица и, собрав в кучу все свои актёрские навыки, я совершенно спокойно кивнула:

— Кажется, я ни разу не дала в себе усомниться, Эдуард. Разве нет?

— Возможно.

Ответил слишком быстро, отходя от меня на шаг назад. Подошёл к креслу, подняв с него свой засаленный коричневый халат, отвратительно воняющий крепким табаком. Запахнул шлафрок, скрывая свой поникший корнишон, завязав на толстом брюхе грубый узел.

Я напряглась.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Где случилась осечка? С чего вдруг этот жирный боров стал присматриваться ко мне с таким недоверием?

Я-то была уверена, что через месяц-другой он сделает мне предложение, сделав полноправной хозяйкой всего его огромного состояния, но эта толстая мышь видимо, решила ускользнуть.

Вернее, убрать меня подальше.

Заставить исчезнуть.

Руки задрожали, и я изо всех сил запустила ледяные пальцы в мягкий ворс прикроватного коврика.

Тихо, Лада. Нельзя так.

— Иди к себе.

— Эдик…

— Я сказал — убирайся! Мне нужно подумать!

Треснул кулаком по столу и дубовая столешница при этом жалобно скрипнула.

Быстро подобрала с пола платье, и, поправив бретельку бюстгальтера, выскользнула в тёмный коридор.

Господи, и зачем я только в это вляпалась?

Глава 4

Лада

Три месяца назад

— Я не даю денег в долг.

Тётушка, заложив руки за спину, начала мерный обход своей гостиной. Её шёлковая юбка мягко колыхалась при каждом шаге, играя плиссированными складками в свете тусклого бра, а топот каблуков эхом раздавался в моём затуманенном мозгу.

— Но отцу очень нужна эта операция. Без неё он не выкарабкается.

— Подумаешь.

Спокойно пожала плечами, останавливая на мне свой равнодушный взгляд.

— В мире ежедневно умирают сотни тысяч людей. И в этом нет ничего необычного, поверь мне.

— Но это — мой отец! И я хочу, чтобы он жил.

— Извини, племянница, но все мои деньги в деле. Свободной налички нет. Впрочем…

Вдруг осеклась, поджав тонкие, ярко накрашенные губы, которые она стремилась хотя бы при помощи косметики сделать пухлее.

— Могу дать пару тысяч в долг.

— Долларов?

Распахнула глаза, не мигая, смотря на тётушку.

Она тут же весело хрюкнула, аж порозовев от счастья, и просипела:

— Нет же, дурёха. Рублей. Говорю — деньги крутятся, я их под подушкой не держу, чтобы одалживать направо и налево всяким бедным родственничкам.

— Но вы же знаете, речь совершенно об иной сумме!

— Знаю. Но мне всё равно, поверь. Твой отец мне никогда не нравился. Ещё с тех самых пор, как моя ненормальная сестрица решила выйти за него замуж. Так что с чего бы мне ему помогать?

— Но мы же родственники!

— К нему я не имею никакого отношения. Вот ты — родственница. Но не твой папаша.

— Тогда помогите мне! Одолжите необходимую сумму, я всё верну, обещаю!

Женщина прищурилась.

Поправила выбившийся из высокой укладки непослушный завитой локон ярко-рыжего цвета и обвела меня каким-то липким, ледяным взглядом. Мне тотчас стало жарко, будто я попала в самый настоящий Ад, а рядом со мной оказалась не милая тётушка, а главный Чёрт с огромным трезубцем в руках.

— Ты и, правда, на всё готова ради своего отца?

— Да!

Мой ответ звонким эхом разнёсся по тишине гостиной. Ударился о стены, оклеенные шикарными итальянскими обоями, и рассыпался на тысячу мельчайших частиц.