А потом Артем почувствовал, как его ухо обхватили сильные пальцы, изогнули его немыслимым и очень болезненным образом. Рука Артема рефлекторно рванулась вверх, чтобы помешать, однако ее крепко прижимали к лежанке. Будь он в силе, оторвал бы руку вместе с прижималыциками, но в силе он не был. И Артем ощутил, как ушную раковину протыкает — сперва в одном месте, потом в другом — металлическая игла.
И все пропало: звуки, краски, мысли…
Глава одиннадцатая
Мне не подчиняются только воды реки Камогава, игральные кости и монахи с горы Хиэйдзан.
Звонил колокол. Артем знал, что он будет звонить сто восемь раз. Сто восемь пагубных соблазнов червоточат душу человеческую. Сто восемь злобных духов разрушают тело и душу. Сто восемь ударов монастырского колокола призваны отогнать духов и напомнить людям, что надо работать над собой — совершенствовать душу и тело.
— А с соседней колокольни раздается целый день «JIe-ень! Ле-ень!» — прошептал Артем пришедшие на ум строчки из какой-то бардовской песни.
Он чувствовал себя, как после затяжной ангины — вялость, слабость, но жизнь в тело постепенно возвращается. И оттого настроение было весьма даже неплохое.
Два дня он провалялся в беспамятстве. На третий день пришел в себя, поднялся на ноги и даже немного походил по двору. А сегодня он даже забрался сюда — на скальную площадку, находящуюся на высоте где-то метров сорок над монастырем, откуда открывался вид на часть монастырского двора и на прилегающие окрестности. Правда, не видна отсюда та часть обители, что прилегает непосредственно к скале, ну да и черт с ней — на монастырь Артем уже насмотрелся достаточно и вблизи.
Артем сидел на соломенном коврике. На нем была широкая шляпа-амигаса из рисовой соломы и накидка-мино, сплетенная из осоки. Неизвестно, как там обстояло дело с погодой все то время, что Артем провалялся в беспамятстве, но сейчас снова шел дождь. Накрапывал. И монахи посадили больного человека под дождь, заверив при этом, что так для него полезней.
Артем сказал монахам, что лекари его земли, наоборот, прописывают больным любой тяжести постельный режим и наказывают спать как можно больше. А если не спать, то лежать с закрытыми глазами.
«Нет, — сказали на это монахи, — так ты делаешь себе хуже. Дольше будешь выздоравливать. Надо разгонять кровь, движение крови по жилам живительно для тела. Конечно, есть болезни, при которых показан покой и только покой, но это редкие случаи и это не твой случай».
Поскольку именно монахи вытащили его с того света, Артем не имел оснований им не доверять. Ну, а в первую очередь за свое чудесное выздоровление Артему следовало благодарить монаха по прозвищу Тибетец. Имени его никто не знал, все обращались к нему «Брат Тибетец». Говорят, он сам так представился, когда пришел в монастырь, сам просил его называть так и дальше.
Странный был человек этот Тибетец: все время проводил в своей келье, появлялся на людях только на общих медитациях в храме и на трапезах. Или если кому-то требовалась врачебная помощь. Он ни с кем не общался… ну, разве что по необходимости, например, дать указания по лечению. Лечение людей — это был, так сказать, его долг монастырского послушника. Лечил он, главным образом, иглоукалыванием, и эффективность этого лечения Артем испытал на себе. Высокая эффективность, чего уж там.