По линии взлёта

Я наотрез отказалась от его денег, самостоятельно оплатив его лечение. Тогда дедушка Миша пошёл другим путём.

Они с Захаром решили перестроить дачный домик, превратив его из шаткой одноэтажной избёнки в презентабельный коттедж, который по подсчётам деда перейдёт к нам по наследству.

Как только дедушка загорелся этой идеей, Гай тут же привёл подрядчика. По договору сумма оказалась вполне приемлемой для накопленного тяжким трудом. Дедушка в силу своей старческой наивности поверил, а вот я много раз пыталась выудить у Гая честную информацию о стоимости такой работы, но всегда получала один и тот же ответ: «Ты же видела договор».

И вот спустя полгода я сижу перед обеденным столом, закинув ноги на соседний стул, на очень большой тёплой кухне полностью перестроенного дома, держу в руках кружку ароматного чая с мятой и лимоном. Напротив меня устроился дедушка, разложив на столе перед собой лампочки, провода, новогодние игрушки – готовит украшения для дома. Захар убежал с недавно приобретёнными друзьями кататься на сноуборде с горки в конце деревни. Вернее, учиться кататься.

Несмотря на то, что братик всегда был активным, ему не разрешалось заниматься спортом. В благородном семействе все должны быть утончёнными, музыкальными. К дядьке с поросячьим рылом эти понятия точно не относились.

Как бы ни старались они приучить Захара к классической музыке, ничего не вышло. Вместо Бетховена мальчишка слушает Вита Грома. Я счастлива, что он, наконец, может делать то, что ему нравится. Раньше у него и друзей-то не было. А сейчас я никак не могу запомнить их имена – слишком быстро разрастается количество.

Вздыхаю, опускаю плечи. Когда всё только стало налаживаться, вновь двинулось по наклонной.

- Почему ты приехала? - Поднимаю глаза, отрываясь от  движения его рук, занимающихся починкой сломанных механизмов, чтобы посмотреть на деда. – Нет! Нет! – спешит он добавить. – Я очень рад тебя видеть! Только вот… Ты не говорила, что собираешься навестить нас. Да и Гая с тобою нет. Вы ведь неразлучны, как два попугайчика.

В глазах защипало. Ну вот, а я думала, что сегодня плакать не буду.

- Что случилось, детонька? – Голос дедушки тут же изменился. Его глаза тревожно забегали по мне в поиске ответа.

- Я ушла… - приходится сделать паузу, чтобы проглотить ком в горле, -  от Гая…

- Почему? – Деда Миша качает головой, затем грозно сдвигает брови: - Он что-то натворил?

- Нет, - голова превращается в маятник, качаясь из стороны в сторону, - нет… он… - судорожно вздыхаю. – Он самый лучший.

- Тогда вообще ничего не понимаю. – Дедушка уставился на меня. Его лицо вытянулось. Беспокойство читается все отчётливо.

Я вытираю слёзы ладошками, почесав круговым движением опухшие глаза. Втягиваю сопли, затем глубоко вдыхаю.

- Я сделала это ради него.

Дедушка закряхтел, поёрзав на стуле. Понимаю, что это ему ни о чем не сказало.

- Если бы я этого не сделала, он бы всё потерял, - пытаюсь объяснить, но дед лишь прищурился. – Я сделала это ради него, - вновь повторяю, отмахиваясь от воспоминаний о прошедшей ночи, которую я провела рядом с ним. Сердце не просто щемило, оно горело, словно на адской сковородке.

- Гай знает? – тихо спрашивает деда Миша, огорчённо поджав верхнюю губу, отчего его усы почти коснулись подбородка, полностью спрятав рот. – Ты рассказала ему?

- Нет. - Опускаю глаза в стол. – Если бы рассказала ему, он бы не дал мне уйти.

Хотя сцена, которую он устроил вчера, явственно показала, что Гай всё еще не собирается отпускать меня. А я готова биться головой о стену, не представляя, что делать дальше.

- То есть ты не дала ему сделать выбор самостоятельно?

Свожу брови, закусывая щёку:

- Нет, не дала.

- Детонька, - голос дедушки становится мягким, словно он обращается к маленькому ребёнку, - неужели ты всё решила за вас двоих?

Несмотря на мягкость вопроса, взгляд деда становится осуждающим. Я опускаю глаза, чтобы не видеть. В груди встрепенулась вина. Да, я решила сама. Не сказала Гаю, не попробовала довериться ему в выборе его же пути. По щеке вновь потекла слеза. Дедушка тут же заохал.