По любви

– А чего говорить? С Зойкой, падчерицей, приезжали. С её театра на таганке́. Песни пел. Весёлый такой. Шустрый. Как игла. С ним ещё высокий был – Борис. Красавец. Они, хулиганы, бегали на поле за колхозным турнепсом. Резали как репку на закуску. Я им говорю, у меня есть чем закусить. А они смеются. Так забавнее. Зойка – заводила! Любила шутки шутить. Натащут турнепса и закусывают. А потом опять песни поют. Я с ними тоже распевала. Жеглов мне на гитаре подыгрывал.

– И я их видала, – кивнула Ка́тюшка. – С крыльца. Они на речку ходили. Купаться. Лет семь-восемь назад. Верно, Дашенька?

– Где-то так.

– Ладно, пошли, Нюша. Ты с нами, Василиса? – позвал Ширя всё это время одним глазом смотрящую на беседу Тараниху.

– С вами, с вами, Колюшка! – Скрипучая старуха поднялась с табуретки. – Хо́дить мне надо. Пойду с вами на конец деревни.

– Ну, пошли тогда.

Трое ушли. Из гостей задержалась только Ка́тюшка. Дашенька подкинула в угли ещё дровец, которые весело затрещали от хорошей тяги. Телевизор выключили. Ребята заснули.

Подруги по колхозной бригаде выпили по рюмочке остатки Ка́тюшкиной наливки.

– Наталья-то сегодня с вечерней придёт?

– Да. Встретить пойду после часу.

Заскрипела кровать в комнате. Это Венька вскинулся.

– Ба, можно я с тобой?

– Ещё чего? Спи!

– Ну, пожалуйста, ба! Я тоже хочу мамку встретить!

Заступилась Ка́тюшка.

– Возьми его. Пусть сходит. Старшой как-никак, мужичок в доме. Ребятки спят. И пусть спят. А этот, погляди, дежурит.

– Ты пока ложись. Я позову.

Венька юркнул под одеяло.

Ушла и Ка́тюшка.

Бабушка ещё какое-то время повозилась на кухне, пошурудила угли в печурке и стала собираться, накидывая стёганую телогрейку и укутываясь в тёплый платок.

– Ба, я с тобой!

Венька пулей соскочил со своей большой железной кровати, на которой они спали вместе с бабушкой, и вцепился в Дашенькин подол.

– И я с тобой! – приподнял тут головку с подушки Фимка и сонными глазками обвёл полутёмную комнату.

– Ты спи! Юльку сторожи, – скомандовал Венька и хотел погрозить младшему братишке кулаком, но тот уже спрятался под одеяло.

– Ну, хозяин, пошли. Обувайся скорей. – Дарья протягивает внуку согретые на печке детские валенки. – Шапку давай завяжем, горе ты моё луковое.

Собрались. Бабушка оставила на столе в прихожей мерцающую тусклым жёлтым огоньком керосиновую лампу. Прикрыли дверь. И под лунным холодным светом пошли тропинкой за деревню встречать мамку.

Фимка, прятавшийся под одеялом, как только закрылась дверь, вскочил на ноги. Подбежал к окошку и стал вглядываться в темноту. За окном ничего не увидать. Фимка направился к лампе. Приставил к столу крепкий деревянный стул с круглой спинкой и залез на него. Пристально стал смотреть на дрожащий язычок пламени, облокотившись подбородком на сложенные бабочкой ладошки.

Проснулась Юлька.

– Ба, дай чая!

Юлька уселась и принялась натирать кулачками закрытые глаза.

Фимка юркнул на кухню. Схватил Юлькину чашку. Подставил низенькую табуретку под ноги. Встал на неё и налил из стоящего на краю плиты кофейника, нагибая его, сладкого тёплого чаю.

Юлька, не просыпаясь, сделала два-три глотка и улеглась под одеяло.

Фимка поставил её чашку возле кровати, вернулся к лампе и сказал:

– Знаешь, огонёк, вот приедет папка из командировки и привезёт мне подарок – броневик. Как у Серёжки. Мы будем играть и защищать нашу деревню от фашистов.

За печкой что-то щёлкнуло. Фимка поджал ноги на стул, встал на коленки и лёг на стол лицом к лампе, не сводя с пламени глаз.

– А ещё, огонёк, когда я вырасту через год, я тоже буду встречать мамку. А когда буду большой, стану солдатом. И буду в танке служить, как дядя Валя.

Так, разговаривая с огоньком, Фимка и заснул на столе в свете лампы.

А Венька робко шагал по тропинке за бабушкой, скрипя по снегу валенками, то и дело оглядываясь на тёмные силуэты отдаляющихся деревенских дворов.

Через какое-то время они с бабушкой стояли на краю оврага, пересекающего поле, со стороны которого подошли. На другом краю было кладбище. С той стороны должна была прийти Наталья.

– Мам, ты тут? – вскорости послышался её голос.

– Тут мы! Тут! Я с Венечкой! Подымайся!

Наталья поднималась к ним из чёрной глубины оврага, неся наперевес две тяжёлые сумки. А поднявшись, присела на минутку.

– Ох, наконец прошла этот страх… – проговорила она, махая рукой в сторону кладбища. – Сегодня молоко по талонам выдавали. Вот, несу.

Венька взял из рук матери её дамскую кожаную сумку и бодрым шагом пошёл вперёд.

Следом за заводилой, потряхивая затёкшей в плече рукой, двигалась Наталья. Замыкала отряд Дашенька, приняв на коромысло одну из дочериных сумок.

Венька поднялся на гору и стал приглядываться: нет ли какого огонька в деревне внизу? Нет. Темно.

– Ну, вы идёте там? – спросил он у женщин.

– Идём-идём, – ответила мама.

Часам к двум они вошли в тёплую избу. Наталья взяла спящего Фимку на руки, поцеловала и уложила в кровать. Села перед сном попить с матерью чаю.

А Венька нырнул к стенке в свою кровать и стал ждать бабушку.

Женщины погасили лампу. Улеглись по своим местам.

…Венька сегодня никак не мог заснуть.

– Ба, а ба!

– Чего тебе?

– А ты умрёшь?