У меня какое-то странное состояние — не могу ходить, все вертится перед глазами, несколько раз теряла сознание. Утром мне растянут плащ-палатку, и я целый день лежу, стоит подняться — снова падаю. Вчера в деревне девочка отравилась немецкими конфетами, была в тяжелом состоянии. Привели меня к ней, я сказала, чтобы срочно промывали желудок, стала делать ей сердечные. Поршень до конца не довела и иглу не успела вынуть — свалилась рядом с девочкой. Они вытащили меня на улицу и стали поливать водой из колодца на меня. Еле-еле привели в сознание, но идти я не могла. Так лежа руководила спасением девочки. Утром ей и мне стало лучше.
Снова в роте, состояние улучшилось, могу ходить. Об А. ничего не знаю, без вести пропал.
Была на БПК, так что теперь кандидат в члены ВКП(б) с 26 июня 1944 года. Задали два вопроса: 1) причины роспуска Коминтерна? На этот вопрос был хороший ответ Сталина, я его запомнила. А вот второй вопрос — как я смотрю на образование Священного Синода при СНК[29]
СССР — пришлось выкручиваться самой.На БПК мы пошли вдвоем с Охрименко — нашим поваром. Идти надо было двадцать километров по лесу, немцы сделали вдоль дорог широкие просеки: боясь партизан. Вот по этой просеке мы и шли. В лесах еще много несдавшихся немцев, и когда смотришь вдоль дороги, то они, как зайцы, перебегают с одной стороны на другую. С какой целью они это делают — неизвестно и как прореагируют на нас — тоже неизвестно. Приказали взять автоматы и запасные диски.
А автоматы Томпсон — американские, ими, по-моему, лучше орудовать как дубинкой. Я пробовала стрелять из него, он фанеру не пробивал. Прибыли мы в бригаду благополучно, никто нас не обстрелял, но чувствовали себя не очень спокойно. После комиссии меня оставили заполнять учетные карточки, был большой прием, и они сами не справлялись. Охрименко ушел в роту один. А на другой день я одна возвращалась в роту. Скучновато было одной в лесу, и не очень успокаивала перспектива умереть коммунистом, но все-таки дошла без приключений.
А вот Гриша Охрименко в роту не вернулся — пропал без вести. Принимали на бюро четверых, а получать кандидатскую карточку буду я одна.
Вручили кандидатскую карточку. Вручал майор Плотницкий из политотдела. Поздравил, обнял, пожелал быть настоящим коммунистом. Буду стараться.
Я убедилась, что самой советской из всех советских республик является Белоруссия. Видела Россию, Кавказ, Украину, и только здесь так свирепствовали фашисты, и только здесь вся республика стала партизанской, и только здесь такое количество сожженных деревень и замученных жителей.
Идешь по дороге, слышишь отвратительный запах гнилого картофеля, значит, здесь в бункерах живут люди. Это была деревня Солоное, ее сожгли начисто, но большинство жителей чудом спаслись. И вот теперь они роют из земли прошлогодний картофель, делают из него крахмал (он темно-коричневого, почти черного цвета) и пекут блины. Угощали и меня, больше им нечем, это не Украина. Отказываться было неудобно, и я съела — гадость невозможная.
А на моем родном Дону в сорок втором я возмущалась, что многим было плевать на то, что идет война, бегали по танцам, висли на военных, а после освобождения узнала, что во время оккупации вели себя точно так же и с немцами.
Моя бывшая подружка Лидка Титова завела себе возлюбленного, Ганса. Добровольно уезжали в Германию. Женская половина нашего класса разделилась — одни добровольно на фронт, другие — в Германию. Недаром потом появилась песня:
Мы все еще в Солоное, нет никакой жизни от мышей. Их здесь миллионы. Фронт стоял восемь месяцев, урожай не собирали, вот и появилось такое количество мышей. В землянке, как на параде, маршируют строем, набиваются в котелки. Их потом вытряхивают в бочку, в которой горят дрова, и они жарятся в огне. Спать совершенно невозможно, ночью они еще наглее, чем днем.