По ложному следу

– О, мы не только героические, а и очень благородные. Хотим судьбу любимой облегчить. Я тебя понимаю, но она мой главный козырь. Она умрет, а ты замолчишь и времени в обрез, ребята ведь уже в пути, завтра вечером на месте будут. А что самое главное, я тебе верю: не захочешь говорить, не скажешь. У любого человека есть слабое место. Твое – эта проститутка, профессионалка с большим опытом и стажем. Угораздило тебя так влипнуть, на такой ерунде сгореть. Нет, не зря я тебя «пас» днем и ночью, совсем не зря.

– Я сказал, решать тебе. Мой стаж в йоге больше двадцати лет, может, я много не достиг, но выключать боль и чувства научился. Так что смогу перетерпеть и свою, и чужую боль. Я не блефую.

– Как я понимаю, ты человек благородный во всех отношениях. И если поклянешься своей честью, то ни каких проблем. Мне в общем то без разницы кто из вас умрет раньше, кто позже. Только я предупреждаю6 отработаешь назад, получишь все по полной схеме, выключай ты свою боль, не выключай.

– Даю слово офицера. Ты выполняешь мою просьбу, я делаю все, как ты скажешь.

– А нельзя ли чем посолиднее поклясться? Как в детстве, помнишь, клянусь смертью матери, или еще чем подобным. А то я знаю ваше офицерское слово, служил, продадут, не моргнув.

– Откуда ты можешь знать, какие офицеры бывают. И что ты понимаешь в офицерском слове. Ведь ты предатель по жизни, да еще с примесью убийцы – тихушника.

– Все, заткнись. Решение принято. Посмотрю на крепость офицерского слова.

Грин был решительным и быстрым пареньком. Тонко чувствующим, где блефуют, а где нет. Через минуту он внес в комнату кресло с насмерть перепуганной женщиной. Ноги и руки ее были крепко примотаны скотчем к ножкам и подлокотникам. Теперь Брылов и Кристина находились в двух метрах друг от друга, намертво прикрученные к креслам. Все отличие, что Брылова сдерживали наручники, а женщину скотч. Клейкая лента, видно, порешил Грин – не очень надежный замок для такого человека. Вадим Васильевич смотрел на ее такое родное лицо, нисколько не ставшее некрасивым от навалившегося ужаса. Она тоже, не отрываясь, смотрела на своего мужчину, и слезы текли из ее глаз не останавливаясь. Она надеялась, верила, что он ей поможет, спасет. Но, глядя на блестящие наручники, сердце е вновь замирало от ужаса, и женщина начинала плакать с новой силой. Как ему хотелось в этот миг прижаться к ее мокрому от слез лицу, целовать, закрыть собой от нахлынувшей беды. Все, что может сделать для нее, скованный по рукам и ногам, он сделает. Прав он или нет в этом своем непростом решении, он не знает. От удара рукояткой пистолета во время его захвата, страшно болит голова. Боль мешает сосредоточиться, «прокачать» ситуацию, решить, наконец, вправе ли он распорядиться чужой жизнью. Но он уже столько наделал такого, что этот последний грех, если окажется грехом, только добавится к другим, все равно ему не покинуть этот свет с чистой совестью. Будет ему ад по полной схеме за то, что не уберег доверившихся ему людей, как и не будет вечного прощения. А Грин уже действует, ему некогда, ведь надо успеть загубить еще не одну жизнь. Он принес из кухни бутылку коньяка и два фужера, в которые налил до краев. Женщину освободил полностью, а Брылову только правую руку. Ожидал в стороне, глядя, как пленница в бессилии опустилась прямо на пол.

– Давай красавица, выпей божественный напиток, может тебе и полегчает.

Женщина в ответ только мотнула головой, то ли соглашаясь, то ли отказываясь, что Грин принял скорее за отказ. Он достал из нагрудного кармана сигарету, подкурил и сунул ее в губы Кристине. Та жадно затянулась, по комнате пополз ароматный запах хорошего табака. Четыре затяжки и женщина безропотно, даже охотно выпила коньяк до дна. Села на колени к своему мужчине, уронила голову ему на плечо и снова беззвучно заплакала,, упала на пол не докуренная сигарета. И всего через десять минут ее голова безвольно откинулась, а тело сползло бы на пол, не поддерживай его Брылов свободной рукой. Он прижимал ее к себе так сильно, что закаменели мышцы руки, не мог себя заставить отпустить такое родное, еще теплое тело, не замечая что плачет.

– Все, майор, я свое слово сдержал, теперь твоя очередь.

– Подождем час, мне нужны гарантии.

– Какие гарантии, у нее уже пульса нет. – Грин силой забрал тело Кристины и отнес его на диван – час так час, мне сегодня уже спешить некуда.

– Слушай, а ты в предчувствия веришь? Я тебе уже говорил, что занимался хатха – йогой, могу предсказать некоторые жизненные моменты. Я почему не женился, почему детей не заводил? Я знал, что вот так закончу свою жизнь. Это я к чему: у меня предчувствие, что скоро встречусь с тобой на том свете, что то не сложится у тебя в этом деле.

– Сложится, не сложится, встретимся, не встретимся – это не твоя проблема. А сейчас давай звони, держи свое офицерское слово.