По материкам и океанам

Что это был за поход! Видимо, Охчен в душе надеялся, что приехавший издалека сумасброд не выдержит долгой дороги и с полпути к спаленной огнем тайге велит возвращаться назад. Хитрец-проводник вставал поздно, долго, со смаком, пил чай, еще дольше собирался в путь, а пройдя немного, начинал охать и жаловаться на какие-то немыслимые болезни. После этого Охчен останавливал оленей и задолго до вечера устраивался на ночлег.

Но Кулик, отлично понимая, что его спутникам ужасно не хочется идти к «заколдованному» месту, где обитает бог огня Огды, проявлял поистине неистощимое терпение. Он даже делал вид, что очень доволен своими проводниками.

А между тем ему временами хотелось бросить эвенков и бежать на лыжах вперед, на север. Ведь маленький караван незаметно втянулся уже в зону бурелома.

На вершинах холмов тайга была начисто вырвана пронесшимся здесь два десятилетия назад, сверхураганом. Глядя на вывороченные черные корни, жутко распластавшиеся над переломленными, словно спичка, стволами, Кулик понял, почему суеверные эвенки боятся этих мест. И когда не только Охчен, но и более смелый Лючеткан решительно отказались идти дальше, он не стал настаивать.

— Хорошо, гирки, — сказал Кулик. (Он знал уже несколько эвенкийских слов и называл спутника «гирки» — друг, товарищ.) — Хорошо, мы не пойдем туда, где «он» упал. Но зато мы походим вокруг этого места. Ладно?

Лючеткан кивнул головой. Вокруг — это уже не так страшно…

Вдвоем они начали обход окрестных холмов и гор, всюду натыкаясь на мертвую, поваленную, сожженную тайгу. Все это натворил метеорит. Только он! Сибирь не знает таких ураганов, которые могли бы повалить, вырвать, переломать тысячи столетних, крепчайших лиственниц.

А эти толстые стволы и тонкие ветви, одинаково покрытые черным, обуглившимся слоем! Если бы тут прошел обычный лесной пожар, мелкие ветви не обуглились бы, а сгорели дотла. Только страшный, но мгновенный ожог мог обуглить их. Лес, обожженный метеоритом!

Раздумывая так, Кулик поднимался на довольно высокий хребет. Дело было уже в апреле, подтаявший снег налипал на лыжи. Отирая пот, струившийся из-под меховой шапки, Кулик вышел на гребень — и замер.

Перед ним лежало плоскогорье, покрытое мелкой редкой порослью и замкнутое цепью снежных гор. Взрослых деревьев здесь не было: их поваленные стволы лежали на земле. А по краям плоскогорья синела тайга.

Из-под горы, кряхтя, появился отставший эвенк. Осмотревшись, он подозрительно покосился на Кулика. Но тот равнодушно смотрел вдоль хребта.

— А что, амикан в здешних местах водится? Амиканом эвенки называют медведя.

— Есть, однако, маленько.

— А белка?

— Бывает, однако. Только нынче белка далеко ушла: шишка не уродилась, белке кушать нечего.

И эвенк стал рассказывать, как белка в поисках корма кочует из одного конца тайги в другой. Говорил он долго, а Кулик внимательно слушал. Наконец повесть о белке была окончена. Помолчали. Эвенк набил огромную трубку, искусно вырезанную из какого-то корня и украшенную медной крышкой с отверстиями. Покурил, ожидая вопросов. Кулик молчал и только рукой отмахивался от дыма: он чувствовал отвращение к табаку. И вдруг эвенк, не вытерпев, возбужденно заговорил, указывая рукой на далекие снежные горы:

— Там, сказывают, «он» лес валил во все стороны и всё палил, досюда палил, а дальше огонь не ходил…

Сказал — и осекся. Но Кулику и этого было достаточно. Слова эвенка только подтверждали то, что он видел сам. Если у гор «он» валил лес во все стороны, — значит, где-то там и был центр падения.

Но что это за горы? На карту надежда плоха — она составлена на глаз, по расспросам. Надо было найти какие-то знакомые ориентиры. Он припомнил разговор на фактории.

— Скажи, друг, речка Хушмо далеко течет от тех гор?

Эвенк посмотрел на снежные вершины хребта, напоминавшие сахарные головы:

— Видишь, гирки, дыру? Это ручей проделал, он в Хушмо впадает.

Среди гор темнела узкая долина. Отлично, один ориентир есть!

Терпеливо, по нескольку раз повторяя вопросы, Кулик выспросил у своего спутника все, что тот знал об окрестных хребтах и реках.

Следующие два дня, предоставив эвенкам наслаждаться чаем с утра до вечера, Кулик бродил по обожженным склонам с буссолью, делая съемку местности и обдумывая, что предпринять дальше. Конечно, лучше всего было бы проникнуть к заветным горам немедленно, пока не стаял снег.

Но суеверные эвенки не согласились на это. Лючеткан рассердился, замахал руками и наотрез отказался идти к «заколдованному месту». Кулик вернулся в Вановару, раздосадованный, злой.

Он снова смог выйти в тайгу лишь тогда, когда дружная, солнечная весна пожаловала в эти края. По мокрому снегу Кулик едва добрался до вздувшейся синеватой реки Чамбэ и стал здесь лагерем. Когда начался ледоход, два крепких плота были уже готовы.

На плотах разместились Кулик, его помощник, ангарские охотники с шестами в руках и таежный малорослый конь. Эвенк, кочевавший в этих местах, кричал с берега: