Восстанавливался Андрей медленно, перебитая пулей кость срасталась плохо, да и гемоглобин после массивной кровопотери рос медленно. Всё же полтора года на войне, без выходных, отпусков, в опаснейших условиях. Нервное напряжение, неполноценное питание сказывались. Но и зима в Абхазии больше похожа на лето в средней полосе. Снег только на вершинах горных хребтов. Фруктов полно – мандарины, инжир. Вино в каждом дворе, своё, домашнее. Однако ни одного пьяного Андрей ни разу не видел. Выпьют за обедом или ужином стаканчик красного для аппетита, да под хороший тост. Сказать красивый тост или спеть и грузины, и абхазы мастера. Когда Андрей немного окреп, стал выходить за ограду госпиталя. Интересно было город посмотреть, на рынок зайти. О, эти южные базары! Есть всё, что пожелаешь, от мехового полушубка до виноградного сахара на ниточке. Правда, зачем в тёплой Абхазии тулуп, Андрей не понял. Официально выходить за ограду госпиталя запрещалось, но на это смотрели сквозь пальцы. У многих раненых деньги были. В войну тратить их некуда, боец на полном обеспечении – форма, питание, оружие. У командиров, кто свои денежные аттестаты в семьи не пересылал, скопились деньги. Или семья в оккупированных зонах, либо погибли все. За деньги на рынке покупали в первую очередь еду. От госпитальной с голоду не помрёшь, но однообразное, не очень вкусное. Покупали и лаваши, и вяленое мясо, и фрукты – свежие и засахаренные. Организму витамины нужны для восстановления, медперсонал это понимал. Однако военная комендатура не поощряла. Если не положено, задерживали. После звонка в госпиталь приезжал представитель, удостоверял личность задержанного и забирал его с собой. Документы и форма изымались при поступлении. По улицам раненые зачастую разгуливали в госпитальных серых и коричневых халатах, в тапочках – «ни шагу назад», потому как без задников. Для самоволок на рынок имелась пара комплектов униформы – гимнастёрка, бриджи, сапоги.
А тут Приказ НКО о введении с первого января погон. И командиров стали именовать офицерами. Военнослужащие удивлялись. Как в царской армии? Даже генералы появились, хотя до сорок третьего назывались по должностям – комдив, комбриг, командарм.
И ордена появились с именами прославленных, но царских полководцев – Суворова, Александра Невского, Ушакова, Богдана Хмельницкого. Коба, хоть и бывший семинарист, продолжил дело Ульянова в отношении церкви. Разрушал, закрывал, репрессировал священников. С началом войны для церкви пошли послабления. Когда враг подступил к Москве, совершили молебен и облёт столицы на самолёте с иконой Тихвинской Божией матери. То ли святая помогла, то ли сибирские дивизии, а первопрестольную отстояли.
Стала возрождаться преемственность. Наши предки так же горячо любили Родину и защищали её, как и бойцы в Великую Отечественную. И «Не пожалеем живота за други своя» родилось не в сорок первом. Приотпустил Сталин гайки во время войны, но по окончании её закрутил снова. Война в первую очередь прошлась тяжёлым катком по славянским народам – русским, белорусам, украинцам. Наибольшие людские потери, разрушенное жильё и промышленность. И репрессии прошлись по ним же.
Видимо, положение о введении погон принималось в спешке, потому как фабрики не выпустили погоны, не изменили покрой гимнастёрок и ещё несколько месяцев на военнослужащих были привычные петлицы с кубарями и шпалами.
Рана зажила, кость срослась, рентгеновские снимки подтвердили. Правда, искривление плечевой кости было. Раз в неделю в госпитале собиралась комиссия – начальник госпиталя, замполит, начальники отделений. Дошла очередь до Андрея. Жалоб он не предъявлял, просил выписать его в своё подразделение. В госпитале отоспался, отъелся, рвался к товарищам. Страна воюет, он моряк, его место на корабле, его этому обучали. И вдруг удар, откуда не ждал. Заключение комиссии – ограниченно годен в военное время, категория учёта вторая. То есть – годен для службы в тылах. На корабль или подлодку только в качестве проверяющего или замполитом, язык-то у него цел, не прострелен. Когда комиссия объявила вердикт, Андрей возмутился:
– Я командир! Призывника ещё учить надо, а я закончил военно-морское училище, у меня боевой опыт и награда. Выписывайте в действующий флот!
– Приказы не обсуждаются! Побудете в тылу, окрепнете, тогда можно перекомиссию пройти.
Обидно! Хлопнул дверью со зла. Теперь надо в отдел кадров штаба Черноморского флота. В канцелярии госпиталя получил свои документы, справку о ранении. У старшины-каптенармуса форму. Да не свою. Китель поношенный, постиранный, мятый. Такие же брюки, ботинки. Вид в итоге не бравого офицера, а разгильдяя. Такому в штабе только взводом ездовых на флотской прачечной позволят командовать. Старшина вошёл в положение, дал совет:
– Подойдите к санитарочкам, они хотя бы форму отгладят.