По местам стоять!

Арестованного, морально сломленного, увели. Зачем ему упорствовать, что он защищает! Немцев? Андрей понимал партизан или наших военнопленных. Пытки терпели, молчали, ибо скажи и прольётся ещё больше крови у наших войск. Но они свою Родину защищали, свои семьи, свой дом. Сильная мотивация была. На своей земле должны жить свои, а не чужие. А у этого весь интерес в деньгах, ибо чем привлечь можно? Он сейчас на территории, где немцев нет. Мог бы после заброски пойти и сдаться, но предпочёл работать на врага. Классовая ненависть? Отца раскулачили? Даже если и так, обидно до печёнок, но это вовсе не повод помогать врагу захватывать родную землю. Другой родной не будет. Возможно, другая страна приютит, обогреет, накормит, но ты для неё всю оставшуюся жизнь будешь изгоем, репатриантом, изменником, которым веры нет. Твоими услугами будут пользоваться, возможно – хорошо платить, но не уважать, презирать в душе.

Заговорил Фёдор, Андрей только успевал записывать. Сначала всю свою жизнь. Призван был в первый месяц войны, воевал честно, а потом плен под Смоленском. Наставил на него немец автомат – и враз всё изменилось. Вот он молодой, здоровый, сейчас умрёт и не будет больше ничего – ни солнца, ни неба, только сырая земля. Испугался, на колени встал. Пощадил его немец, в лагерь для военнопленных отвёл. А там допрос, предложение сотрудничать, ибо Великий Рейх уже к Москве рвётся и победа – вопрос нескольких месяцев. Прошёл обучение в разведшколе, был заброшен под Курск, но не повезло, взрывом мины был ранен в ногу. Отлежался, даже справку получил о ранении настоящую. Мало того, инвалидом стал. Полагал – доживёт в спокойствии. Однако немцы нашли его быстро, снова стал сотрудничать. Переехал в другой город, прислали женщину-радиста из русских. Поступил в подчинение к руководителю группы. Кто он и где живёт – не знает. При надобности командир находил его сам. Виктор потребовал описать его внешность. Агент помедлил.

– Могу ошибиться, но сдаётся мне, что он артельщик, примусы починяет на Будённого. Там, в конце, есть мастерская. Лет пятидесяти, лысый, на верхней челюсти железные коронки.

– Где рация?

– На задах моего участка дом, наполовину разрушенный, рация на чердаке.

Виктор и Андрей переглянулись.

– Конвойный, задержанного в камеру. Обедать пора.

Обедать пора арестованному, в это время разносят еду – суп, хлеб, кашу, чай. Не разносолы, но жить можно. А пропустил обед, до ужина голодный будешь. Офицеры и дальше бы продолжали допрос, но надо и рацию изъять, и задержать лысого, пока он не скрылся. Узнает случайно о задержании Фёдора, исчезнет из города. Договорились – обоим с силовиками на полуторке ехать за агентом, потом за рацией. Уж она-то никуда не убежит.

Улицы не ремонтировались давно, да ещё регулярно подвергались бомбёжкам, а ещё периодически по ним проходила техника, а то и гусеничная – танки, самоходки. На полуторке трясло нещадно. Чтобы не насторожить агента, остановились в переулке, прошли пешком немного. Вот и мастерская. Из дверей вышла женщина.

– Второго выхода не наблюдаю.

– Заходим и берём, не впервой, – это силовики.

Они и пошли первыми, оперативники, чтобы не мешать, во втором эшелоне. Зашли, вся мастерская – в одну комнату площадью метров двадцать. Сразу за дверью деревянная перегородка, за нею стол, за которым мастер. Перегородка и вызвала лёгкую заминку, которая привела к последствиям трагическим.

Агент сразу почуял неладное. Никогда прежде в его каморку не заходили одновременно четверо молодых мужчин. Видимо, подготовка его была достаточная. Сразу захлопали выстрелы. Один, второй, третий. Остро запахло порохом, грохот выстрелов в маленьком помещении оглушил. Оба силовика убиты, но дали секунду оперативникам. Виктор сам уже открыл стрельбу. Бах! Бах! Бьёт прицельно, по плечевым суставам, чтобы стрелять не смог, но допросить вполне можно было. Агент пистолет выронил, скривился от боли, наклонился к воротнику, вцепился зубами в уголок рубашки. Хрустнуло стекло, агент упал лицом на стол, захрипел и умер. Оба оперативника в прострации. Поторопились, не подготовились. Можно было силовикам подождать с глухой стены, рядом с дверью. Когда агент стал бы замыкать дверь, руки были заняты. Вот тогда накинуться, скрутить. Или выбрать другой подходящий момент, даже подстроить. Скажем – войти одному, дать в руки какой-то предмет для ремонта, чтобы руки занять. Где же он пистолет прятал, что достал мгновенно?

И вместо допроса пришлось искать понятых, проводить осмотр места происшествия, грузить трупы в полуторку. Настроение было скверным. Провалили задание. Руководитель разведгруппы мёртв, а с его смертью оборвались нити к агентуре. Не исключено, что есть другой агент, заместитель погибшего, который возьмёт на себя руководство. Конечно, это предположение, может быть агентурной сети нет.

У Виктора, как старшего группы, настроение на нуле. Погибли боевые товарищи, и часть вины за их гибель лежит на нём. И второе – надо писать объяснительную начальству, и по голове оно не погладит.