По месту жительства

Несмотря на протесты Бузенко, из преподавательской вынесли ломаную этажерку и кожаный продавленный диван, оплаканный Ривой Соломоновной, — двадцать лет назад она целовалась на нем со студентом Юрой, — потом забили две двери, сломали печки. Очистили шкафы от валенок, пробирок и произведений погибших в борьбе за власть профессоров. Леонов собственноручно вынес во двор двадцать семь экземпляров старого пучковского учебника со словами: «Дышать нечем от этой макулатуры». Потом он добился ремонта, лично проследив, чтобы стены были прогрессивного желтого цвета, и даже достал дефицитный линолеум в веселенькую клетку, вследствие чего у нас утвердился карболово-формалинный запах морга. Были даже вызваны водопроводчики для того, чтобы обсудить практическую возможность реконструкции уборной. Замыслы Леонова были безграничны — он решил установить там раковину с холодной и горячей водой.

Сознавая ответственность и сложность задачи, Алексей Николаевич принял водопроводчиков в своем кабинете и учтивым жестом пригласил садиться. Однако рабочие, церемонно поклонившись, отказались от предложенных стульев, и старший — дядя Миша — выступил вперед.

— Дело, понимаешь, тяжелое, — доверительно начал он. — Труб новых на складе нет, — вот уже год, как заказали… Конечное дело, в БАН’е[2] можно поспрошать, но сам знаешь, народ какой… без этого никуда, — дядя Миша закинул голову, щелкнул себя по кадыку и причмокнул. — И бачок, понимаешь, протекает. А где его взять-то целый? — его лицо приняло озабоченное выражение. — Разве что в Молекуле…[3] Ну, там ребята суровые, орлы… — дядя Миша хохотнул, обнажив три уцелевших зуба. — В общем, как ни крути, хозяин, а без двух литров ратификата тут нипочем не справишься.

— Да вы что, товарищи? — опешил Леонов. — Это же подсудное дело… Да и где взять столько? Мы на квартал всего-то литр и получаем.

— А это уж твоя беда, — осмелел дядя Миша. — А гидролизный мы не могем, потому гидролизный не очищенный. Вон в прошлом годе у геохимиков дистилятор чинили. Дак они ребятам гидролизного нацедили… жуткое дело — дядя Миша покачал головой, — Ширяев наш два месяца по бюллетню гулял, отравленный… А другие, говорят, еще и слепнут. Да ихнего шефа Франка по комиссиям затаскали.

Это была чистая правда. Отчаявшись добиться ремонта официальным путем, заведующий кафедрой геохимии разрешил выдать рабочим неочищенный спирт, и один из них чуть не отправился на тот свет.

— Да вы смеетесь, товарищи! — взорвался Леонов. — Вы же на зарплате. Тут не частная лавочка. — Волна негодования подняла его с места, и он с грохотом опрокинул стул. Водопроводчики робко попятились.

— Ну, ну, не пыли, — миролюбиво протянул дядя Миша, — нету у тебя спирту, нету и сортиру. Со своей зарплаты и чини. — Он надвинул кепку на глаза и решительно вышел из кабинета. За ним последовали молчаливые помощники.

— Евгений Васильевич! — заорал Леонов, вылетая следом. Женя Лукьянов возник из тьмы «механички».

— Слушаю вас, Алексей Николаевич.

— Звоните в отдел снабжения… или нет, звоните проректору по хозчасти. Нет, наберите номер, я сам с ним поговорю, — шеф был багрового цвета, губы его тряслись.

Женя покрутил диск и протянул Леонову трубку.

— Отдел снабжения, — пропел мелодичный женский голос.

— Начальника мне, — повелительно начал Леонов.

— Товарищ Горидзе в отпуске, будет через неделю.

— А кто его замещает?

— Семен Иванович Петрунькин, но он в командировке.

— А кто на месте?

— Сизова, но она в Обкоме.

— А кто же чинит уборные? — не выдержав, рявкнул шеф.

— Во всяком случае, не я, — пропел голос и трубку повесили.

— Звоните снова, — взвыл шеф.

Женя судорожно набрал номер. После седьмого гудка трубку сняли и, вероятно, положили рядом: там слышался смех и музыка Сен-Санса. Шеф брякнул трубку и поднял снова. Раздались короткие гудки «занято» — наш телефон не отключался.

— Бандиты какие-то! Черт знает что! — разорялся Леонов, пританцовывая у телефона. — Ну, я на них найду управу. К ректору! — внезапно гаркнул он и вылетел во двор без пальто и шляпы.

Ректор Университета, академик Панкратов, принимал сотрудников раз в неделю и записываться на прием следовало за месяц. Леонов ворвался в храмовую тишину ректората с таким лицом, что все три секретарши побросали свои бутерброды и вязанье, и уставились на него.

— Мне совершенно необходимо поговорить с Виталием Сергеевичем сейчас же, — падая на стул и задыхаясь, выдавил Леонов.

Секретарша без звука скрылась за массивными дубовыми дверями и через секунду жестом пригласила его войти.

Академик Панкратов возвышался над полированной поверхностью письменного стола, огромного и пустого, как бильярдный, откинувшись на спинку тяжелого кресла с двумя львиными головами. Его одутловатое лицо было отрешенным и усталым.

— Виталий Сергеевич, — начал фальцетом Леонов, плюхнувшись без приглашения в соседнее кресло. — Так жить невозможно. У нас восемь месяцев не действует уборная.

— Где именно? — полузакрыв глаза, спросил академик.

— На кафедре почвоведения и слабых грунтов, — скороговоркой выпалил шеф.