– Вы извините, Александр Иванович, за вторжение и панибратский тон, – уже другим голосом произнёс он. – Я в студенчестве сценой увлекался, вот и представил вам образ… Извините, бога ради.
Ладов с любопытством глядел на него.
Это был уже не тот человек, который только что беспардонно распоряжался в его номере и которого он собирался выставить за дверь.
– Как вам наш посёлок, изменился? Впрочем, что я по-английски, с погоды, время у вас отнимаю. – Сорокин поставил стакан. – Не хочу кривить душой, пришёл потому, что не мог не прийти. Я знаю о вашей дружбе с Солонецким, однако вы принципиальны, честны и, как говорится, разделяете правило: дружба дружбой, а служба службой. Днём и вы, и я заняты, вот и решился в нерабочее время… Я о письме знаю. Нетрудно догадаться, что вам говорили. И правду, и полуправду, и ложь. Но лгали скорее от незнания, чем от желания опорочить человека… Там речь идёт о нарушениях финансовой дисциплины, это, конечно, чепуха. За такие нарушения если снимать, никого не останется. Я чем угодно поклясться могу: Солонецкий в свой карман никогда не клал. А вот о личной, так сказать, жизни… Тем более сейчас, когда без семьи… Бывало и раньше. На охоту улетит дней на десять на базу охотничью, есть у него такая на притоке, зимовьё там, банька. Так вот там и женщины… охотились. Рыбу солили, дичь разделывали – он в детский сад обычно отдавал, только ведь день днём, а ночь ночью… Ну а когда жена уехала, тут уж и вовсе Юрий Иванович с горя загулял. Я знаю, о чём в письме написано, сказали мне. Так вот, непристойного не было. И пьяным Солонецкого никто в посёлке не видел. Но точно знаю, что Вера Сергеевна, секретарша его, у которой, между прочим, сын-десятиклассник, к нему захаживала. Хорошо, муж у неё – мягкий мужик, эксцессов никаких не было. Или вот дежурная здешняя…
– Это вас Костюков надоумил ко мне прийти? – перебил Ладов.
– Я сегодня Илью Герасимовича не видел, но вы угадали, о цели вашей командировки от него знаю. Мы ведь с ним тоже сокурсники. – Сорокин усмехнулся. – А студенческое братство – на всю жизнь.
– У вас всё?
Сорокин встал и неторопливо прошёл к шифоньеру.
– Я вижу, вы меня неверно поняли. Склочником я никогда не был и не собираюсь им прослыть. Подумайте, мне-то какая выгода от того, останется Солонецкий или его снимут? Но сейчас требования к руководителю, сами знаете, не то что прежде… Моральный облик, он ведь тоже людей мобилизует…
– Вы всё это письменно изложите. И завтра занесите мне, – сказал Ладов.
Сорокин окинул его долгим взглядом, снял с плечиков полушубок.
– Кстати, и главного инженера он, так сказать, сбил с праведного пути…
– Кузьмин тоже охотник?
Сорокин понимающе улыбнулся.
– В каком-то смысле… Юрий Иванович проявил заботу, по вечерам отправляет к нему официантку из ресторана. С ужином.
– А откуда вам это известно?
Сорокин осуждающе покачал головой:
– Александр Иванович…
– Ну хорошо. Об этом тоже напишите.
Сорокин шагнул к двери, но вдруг обернулся и вкрадчиво произнёс:
– Запаздывает ваша гостья, Александр Иванович…
И Ладов не нашёлся, что ответить.
– Передайте поклон Феликсу Петровичу…
– А вы черканите ему пару строк.
– Действительно, так и сделаю… если не заверчусь.
Ладов закрыл за ним дверь.
Прошёлся по комнате, скользнул взглядом по разложенным свёрткам. Хотел вернуть Сорокина, но в коридоре было уже пусто.
Прошёл к столику дежурной, облокотился на стойку, подождал, пока Ольга Павловна поднимет глаза.
– Скрасьте мой одинокий печальный вечер…
– Волчье состояние? – В её голосе прозвучала ирония.
– А вы запомнили.
– Меня всегда интересовали принципы сильных мужчин.
– Увы, даже самый сильный мужчина всегда слабее самой слабой женщины.
– О, это я знаю! – Она усмехнулась. – И всё же ничем не могу вам помочь.
– У вас изменилось отношение ко мне?
– Изменилось.
Ладов помолчал.
– Я огорчён, – признался он. – Мне сегодня очень хотелось с вами поговорить.
…Он вернулся в номер.
Сел за стол, выпил коньяку. Пододвинул телефон, но позвонить Соловецкому не успел. В дверь негромко постучали, и он раздражённо бросил:
– Войдите!
Вошла Ольга Павловна. Словно не замечая его растерянности, присела на диван.
– Что же вы не угощаете? – произнесла она.
– Простите…
Ладов засуетился, налил вина, стал предлагать разложенные на столе деликатесы.
Ольга Павловна с улыбкой наблюдала за ним.
– Вы единственный человек, с которым я хотел бы быть откровенным, – сказал Ладов. Пересел в кресло напротив неё. – Давайте поговорим с вами о любви, а не о делах.
– Значит, вам дорого не моё отношение к вам, а ваше ко мне.
Эта женщина была умна, и Ладов не стал продолжать игру.
– Вы меня волнуете как женщина.
– Цинично, но честно. – Ольга Павловна усмехнулась. – И мне можно откровенно?
– Как хотите… Но прежде давайте выпьем…
– Я на работе, – сказала она. – А вы выпейте.
– А мне можно, я закончил свою работу… За вас…
Ладов выпил.
Ольга Павловна улыбнулась:
– Откровенность отталкивает только нечестных людей. Честным она не мешает… Но ведь вы не хотите моей откровенности…
– Вот как?.. Почему вы так думаете?
– Потому что я скажу вам неприятное…