По метеоусловиям Таймыра

Встал, подошёл к окну.

Пурга кончалась.

Огромные валы снега, прижатые ножами бульдозеров к обочинам и похожие на массивные стены, обрамляли улицы.

Спешили по своим делам люди. Пробегали, не глядя в его сторону, им не было до него дела. Они спешили в тёплые дома, кого-то любили, ждали, радовались, но чему-то своему, личному. И он был уверен – своему больше и искренней, чем общему…

Он вспомнил жену, её лицо, руки, голос… Вспомнил, но ничего не почувствовал.

Опять мысленно вернулся к только что отшумевшей планерке.

Нет, они поймут со временем, подумал он. Поймут и пойдут за ним, потому что он прав…

– Геннадий Макарович! – в кабинет ввалился взволнованный Гриневский. – Перемычку пробило, котлован заливает!

– Когда? – отрывисто спросил Кузьмин, окидывая взглядом покрытую замёрзшими каплями шубу Гриневского.

– Только что, я сразу сюда…

– А там?.. Всё бросил?!

Кузьмин подхватил шубу и выбежал из кабинета. Гриневский, торопясь следом, оправдывался:

– Не сообразил позвонить… Но там Божко, он ничего мужик, продержится… И Туров… Вот сюда, я на машине…

Кузьмин приказал водителю:

– Давай, быстро!

Гриневский никак не мог захлопнуть дверку, и морозный воздух валами накатывался сзади, холодя затылок. Наконец он совладал с ней, навалился сзади на кресло, шумно дыша, стал рассказывать, как всё произошло.

Слушая его, водитель сильнее давил на газ. Несколько раз машину заносило, она ударялась в снежные стены и снова выскакивала из белой пыли. Наконец подъехали к котловану.

Заваленная, пересыпанная река, ушедшая под метровый лёд, скованная так, что не было слышно её голоса, вдруг нашла узкую щель, много дней и ночей точила её, наконец, выбежала студеным ручейком, набирая голос и силу. Сейчас она уже потоком падала в котлован, разливаясь на дне парящим тёмным блюдцем. Рабочие в заледеневших телогрейках устанавливали вторую помпу, подтаскивали к месту прорыва деревянные щиты.

Кузьмин увидел подле прорана Турова, в белом, покрытом коркой льда полушубке, ещё какую-то мешковатую фигуру, пытающуюся что-то затолкать в поток. Он увидел всё сразу, отмечая, как лениво и медленно расширяется русло этой пугающей силы.

– Взрывников сюда, мигом! – крикнул он Гриневскому. – Чтобы немедля, с зарядами!..

И как утром на планёрке, Гриневский хотел что-то возразить, но только махнул рукой и побежал к машине.

Сверху Кузьмин видел, как Туров и подскочивший Божко с рабочими обхватили деревянный щит, занесли его над прораном, исчезли во взлетевшем фонтане и вновь появились, прилипшие к обледеневшему щиту, сдерживающему поток. Машинально он засёк время. Внизу суетились, закладывая щит всем, что попадёт под руки, подогнали бульдозер, прижали отвалом, но Кузьмин сверху хорошо видел, как побежали выше щита трещины и тонкие струйки бьющей оттуда воды становились всё толще и тяжелее.

Приехали взрывники: машина с красной полосой проскочила к прорану, и Кузьмин отметил, что в пять минут Гриневский не уложился. Божко полез было в кабину бульдозера, но Гриневский что-то сказал ему, и они стали отгонять от прорана людей. Только Туров всё ещё стоял подле щита, наконец, оглядываясь, медленно стал подниматься.

Потом из-под щита вырвался водопад, взрывников не стало видно, но через несколько минут они побежали вокруг озерца, упали, прикрыв головы руками.

Ударил глухой взрыв, деревянный щит взлетел, дробясь в воздухе на куски, и утрамбованная перемычка засияла свежей заплатой.

Глава 19

Солонецкий прилетел во вторник. Узнав от вертолётчиков, что произошло без него, он, не заходя домой, поехал в котлован.

Озерца уже не было. Оставшийся по краям лёд рабочие разбивали ломами.

Он прошёл по плотине, спустился к рабочим, спросил, перепугались ли они, когда стало заливать котлован. Двое, признав начальника строительства, вытащили папиросы и молча задымили, неловко зажимая их меховыми рукавицами, третий, с сухощавым, обмороженным лицом опёрся на лом, хрипло сказал:

– А чего ж пугаться, всяко бывает…

– Начальство поди виновато? – спросил Солонецкий.

Сухощавый ответил с вызовом:

– А то кто же. Надо было глядеть, вон их сколько бегает, спецов всяких, чего им делать… А мы тут ломом теперь ковыряй.

– Ну-ну, – помрачнел Солонецкий. – Учтём критику.

И полез на насыпь.

Турова он нашёл на перемычке. Тот следил, как разравнивает насыпь бульдозер. Солонецкий поздоровался, постоял рядом. Потом сказал:

– Зайди ко мне через часик.

И уехал.

В туннеле он пробыл минут двадцать. Велел вытащить из забоя экспериментальные станки с лопнувшими гидрошлангами, поставить старые.

В приёмной, словно не замечая радостного лица секретарши, бросил:

– Все приказы Кузьмина мне… И чаю покрепче.

Не раздеваясь, пробежал глазами принесённые приказы. Отложил папку в сторону.

Кузьмин сделал то, что в принципе действительно нужно было сделать. В каждом приказе была реальная основа. Спору нет, главный инженер видел будущее… Но только будущее, которое сегодня было ещё невозможно. Не слишком ли затянувшийся, не слишком ли опасный для руководителя юношеский максимализм? Или – это уже бездушие?..