— Can you build castles in the air? — спросил Агеев Крымова.
— Ты можешь не утруждать себя английским. Ты не стесняйся — давай сразу по-русски. Я ведь признался, что изучал немецкий. Не развивай у меня комплексы неполноценности. Оставь это занятие для более высокого начальства.
— О'кэй, босс, — заулыбался Агеев. — Так вот я и спрашиваю Сазонова: «Умеете вы строить воздушные замки?» Он отвечает: «Могу, но только изредка».
— Какие вы все там остроумные ребята подобрались, — сказал Крымов. — Хочу напомнить, что меня, человека практичного, не интересуют воздушные замки Сазонова. Меня интересует — мог ли он писать анонимки на Мельникова.
— Но, товарищ подполковник, — Агеев уже не улыбался, — мне кажется, что путь, избранный нами, не может сразу дать результаты.
— Он вообще может не дать результата, — согласился Крымов. — И мы ведь рассчитываем не только на эти занятия. Я, например, собираюсь вызвать сюда для беседы и Ващенко, и Хрунина, и Сазонова.
— Тем более, — сказал Агеев, — вам хорошо бы знать заранее, что они из себя представляют.
— Возможно. Я, кроме того, собираюсь предпринять еще кое-какие действия. Тебе же хочу сказать: не распыляйся. Сосредоточь свое внимание на ком-нибудь одном. Еще неделю назад ты в этом кабинете утверждал, что анонимки писала Ващенко.
— Было.
— Вот и начни с нее.
Крымов встал, подошел к столу, перелистал какие-то бумаги. Спросил:
— У вас завтра четвертое занятие?
— Да.
— Иди сюда. Вот смотри — это курс английского языка по методу профессора Лозанова с русским переводом. Четвертое занятие. Ты — Нина Александровна Ващенко. Я — Юрий Кузьмич Агеев. Я начинаю: «Когда вы приехали, мисс?»
— Я приехала вчера.
— Но вчера у нас не было свободных номеров.
— А мне и не нужен был номер. Я остановилась у своей подруги.
— Как ее зовут?
— Какое это имеет значение?
— Все имеет значение, — заметил Крымов. — Это следует, Кузьмич, произнести внушительно. И дальше, отбросив заранее заготовленный текст, ты в лоб ее спрашиваешь: «Зачем нужно было писать о нем все эти гадости, когда вы прекрасно знали, что его уже нет в живых?» И внимательно наблюдаешь за ее реакцией.
— Грубовато. Но допустим. Дальше-то что? — спросил Агеев.
— Ты, Кузьмич, склонен к импровизации, — проговорил Крымов. — По такому принципу и строй беседу. Светская болтовня и вдруг резко: «Кто-нибудь, должно быть, очень жестоко обошелся с вашей дочерью?»
— Мне было бы проще вести себя так с Хруниным, — сказал Агеев. — А Нина Александровна Ващенко — милая женщина.
— Милая, — согласился Крымов, — если анонимки не писала.
Они разбились на пары, оживленно беседовали. А преподавательница Раиса Степановна, сидя в кресле, как всегда в центре, с неподдельным интересом слушала их.
Агеев — он же частный детектив Ник Адамс — беседовал с Ващенко, то есть с врачом Кэтрин Гринвуд.
АДАМС. — Я подозреваю вас в тяжелом преступлении.
ГРИНВУД. — Я полагаю — это шутка.
АДАМС. — Вы убили человека.
ГРИНВУД. — Я убила многих людей… зарезала… скальпелем в операционной. Такова моя профессия.
АДАМС. — Этого человека вы убили иным способом.
ГРИНВУД. — Я знала одного такого — он умер от любви ко мне.
АДАМС. — Этот человек любил не вас.
ГРИНВУД. — Но это невозможно. Невозможно не полюбить меня.
АДАМС. — Он полюбил вашу дочь (она молчит).
АДАМС. — Почему вы молчите?
ГРИНВУД. — Женихов дочерей надо ценить. Во всяком случае, убивать их не следует.
АДАМС. — Но он был женат.
ГРИНВУД. — Настоящая любовь способна преодолеть и не такие преграды.
АДАМС. — Он был намного старше ее.
ГРИНВУД. — В этом есть свой смысл. Значит, он чего-то уже добился в жизни.
АДАМС. — Возможно, но он годился ей в отцы, или даже в деды.
ГРИНВУД. — Тем более на старика у меня не поднялась бы рука. Я не нажала бы курок.
АДАМС. — Вы убили его не с помощью огнестрельного оружия.
ГРИНВУД. — Я зарезала его кухонным ножом?
АДАМС. — Есть более тонкие способы.
ГРИНВУД. Понимаю — яд кураре.
АДАМС. — Можно убить человека при помощи… почты.
ГРИНВУД. — Я где-то читала об этом. Вы посылаете человеку бандероль, и когда он вскрывает ее, она взрывается.
АДАМС. — Можно обойтись и без взрывчатых веществ. Само содержание письма может оказаться взрывоопасным.
Гринвуд хотела ему что-то ответить, но в это время к ним подошли Хрунин — актер Дик Ричардсон и Белова — кинозвезда Джейн Кинг.
— Какая удача, — сказала кинозвезда. — Нам с Диком предложили роли в одном шоу.
Ващенко молчала, молчал и Агеев, не сводя с нее глаз.
— Рассудите нас, доктор, — говорил Дик Ричардсон. — Мы тут поспорили. Чему соответствуют показания Цельсия по Фаренгейту.
— Все очень просто, — ответил Агеев. — Когда больной умирает, не суть важно по какой шкале подсчитывали его температуру.
— У этих частных детективов, — сказал Ричардсон, — всегда черный юмор.
— Все сюда, — позвала их Раиса Степановна. Она сидела за фортепьяно. — Ну, дружно, хором вчерашнюю песенку. — Заиграла и запела сама: — «My Bonnie is over the ocean. My Bonnie is over the sea. My Bonnie is over the ocean. And bring back my Bonnie to me…»