Читаем По миру с барабаном. Дневник буддийского монаха полностью

Вчера у меня был день рождения. Мы отметили его в Наванагаре, впервые за время пешего шествия сделав покупки. Набрали мандаринов, яблок и бананов. От фруктов мы успели отвыкнуть, так что это был настоящий праздник.

А сегодня трапеза наша попроще: длинная белая редька мули да сату – шарики, слепленные из горохового порошка, разведенного в воде. На сладкое – сухой давленый рис. Его не варят. Зернышки расплющены до тонких пластинок, которые едят, просто залив водой и засыпав сахаром. В особых случаях заливают не водой, а дахи – кефиром.

По многочисленным проповедям, которые Тэрасава-сэнсэй произносит перед индийскими крестьянами, потихоньку изучаю хинди. Например, «родители» будут «мамбаб», а «слушаться родителей» – «мамбабка пичипичи». Смешной язык!

К слову, о языке. Индусы не воспринимают отказ и сами не умеют отказывать. Когда им прямо отвечаешь, что тебе в принципе непонятно, что они говорят, они относятся к этому как к шутке и продолжают объясняться с еще большим вдохновением: авось дотумкаешь. Если же они сами не понимают тебя или у них нет того, что ты просишь, они никогда в этом не признаются, до последнего будут предлагать какие угодно варианты ответов, доходя до абсурда, только бы не отказать. Так Тимур пришел в аптеку купить вату и какое-то лекарство. Вату ему дали, а вот лекарства в аптеке не оказалось, но, вместо того чтобы прямо сообщить об этом, фармацевт стал предлагать Тимуру чуть ли не весь ассортимент, какой у него был, включая ту же вату. Впрочем, может быть, он просто не понял названия лекарства, и тогда его поведение было вполне логичным: если не по названию, то по виду из выложенных на прилавок лекарств Тимур мог выбрать нужное. По-моему, это гораздо лучше привычки наших продавцов с удовольствием отказывать, в результате чего родился советский анекдот о гномике, который приходит в магазин и спрашивает: «Сметана есть?», а после грубого ответа: «Нет!» – бросает в сердцах: «Так вам и надо!».


3 декабря 1998 г., четверг. Шли допоздна. Уже наступили сумерки, а с ночлегом не было никакой ясности. Сэнсэй разнервничался: мы оказались в каком-то городе, где кроме гостиницы остановиться совершенно негде. Но в гостиницу мы не хотим селиться принципиально – наше странствие проходит в древней традиции монахов, целиком живущих на подаяние. В этом смысле многолюдные равнодушные города совершенно не подходят. К тому же в них, в отличие от деревень, очень грязно.

Пандит в квадратных очках, идущий с нами от Вайшали, мы его еще называем «историк», одновременно и помогает, и мешает нам. Сэнсэй говорит, это типичный индийский интеллигент. Этот человек постоянно хочет, чтобы его оценили, вмешивается; например, когда Тэрасава-сэнсэй начинает говорить проповедь, пандит отводит главного слушателя в сторону и берется объяснять цели нашего марша на свой лад.

Вместе с тем пандит последнее время очень помогает нам, по крайней мере, организацией ночлега. А сегодня он совершенно ничего не подготовил. Утром он уже попрощался с нами, но потом почему-то продолжил идти вместе со всеми. В конце концов, когда в полной темноте мы подошли к какому-то индуистскому храму, Сэнсэй сделал пандиту самый строгий из всех выговоров, какие он делал ему за все время нашего марша.

Неожиданно из храма подоспела помощь. К нам вышел настоятель – «саду», старичок, божий одуванчик; он сильно отличается от встречавшихся нам до этого пузатых и бородатых индуистских священников. Настоятель отнесся к нам очень почтительно и рассказал, что еще утром почувствовал, что сегодня его посетит нечто святое, и поэтому прибрал вокруг храма. Действительно, посреди ужасающей городской грязи территория храма выглядит необыкновенно чистой.


4 декабря 1998 г., пятница. Заночевали в городке Малагия, на территории какой-то академии. Хотя все классы были заперты и нам пришлось спать на полу галереи, зато вокруг не было толпы наблюдателей: территория обнесена забором. Правда, от древней традиции мы на этот раз отступили, купив еду, а не получив ее как подношение. И готовили сами – на костре из сломанных парт.

Сидя у костра, обсуждали, отчего индусы не любят чистоту. Возможно, все дело в кастовой системе, по которой только неприкасаемые убирают грязь, но при этом должны жить где-нибудь в стороне от всех других каст. Остальные же считают уборку мусора ниже своего достоинства. При этом индусы изобрели изощренные способы выжить в этой грязи. Например, к людям другой касты, в буквальном смысле нельзя прикасаться – отсюда и название «неприкасаемые». Мы увидели, что это делается во многом по гигиеническим соображениям. Даже собственное тело индусы поделили по кастовому принципу. Так, брать пищу и вообще любую вещь, а также приветствовать друг друга можно только правой рукой, а левая предназначена для подмывания. При этом туалетная бумага, да и вообще туалеты у них до сих пор предмет роскоши. Многие даже в городах по-прежнему открыто справляют нужду прямо на улице.

Поначалу это шокирует. Но мы-то уже привыкли.


Перейти на страницу:

Все книги серии Где наши не пропадали

Один в океане. История побега
Один в океане. История побега

Эту историю часто называют одним из самых ярких и опасных приключений ХХ века. Слава Курилов, профессиональный океанограф, хотел увидеть весь мир, а родная страна не пускала его дальше своих границ. Тогда он посреди океана спрыгнул с борта круизного лайнера. Он выплыл. «В каком-то смысле он воплощал в себе одновременно и гумилевского читателя, и его же героя, бросающего вызов судьбе… Русской интеллигенции не след забывать своих героев: их не так много. Тот, кто прочтет эту книгу, никогда не забудет страниц, в которых Слава Курилов, покрывшийся за три дня и три ночи одинокого плавания светящимися микроорганизмами, скользит в тихоокеанской ночи, каждым своим движением поднимая ворохи огня; вот он, образ вечного мятежника» (Василий Аксенов).

Слава Курилов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза