12 ноября 1996 г
. Сын скульптора, Судари, встречавший нас вчера в мастерской, пригласил нас пообедать. Подношение оказалось обильным, с мясом, чей вкус мы почти забыли с момента приезда в Индию. Правда, мясо козлиное. Зато не священной коровы (ее запрещено убивать в индуизме) и не грязной свиньи (ей брезгуют мусульмане). Так что индус может быть счастлив. Нам тоже понравилось.Обед пришелся кстати после бурного утра, проведенного на берегу океана. Таких сильных волн я еще не встречал. Как меня и предупреждали, они действительно не дают выйти из воды. Обнадежив приближением берега, затягивают обратно в океан. Требуется особая быстрота реакции и чувство момента, чтобы успеть выбежать из волны. Но это еще не всё. Надо добежать до сухого песка. Иначе волна догонит, схватит, кувырнет через голову и протащит по дну, сдирая плавки. Одна такая волна неожиданно больно ударила меня в бок – аж оборвалось все внутри. Несколько мгновений я не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть… После купания я был совершенно выжат.
Так что, наверно, зря мы поначалу удивлялись, что сами индусы почти не купаются. Они только окропляют себя водой океана и молятся на него. На собственном опыте я убедился, что океан – это действительно божество, с которым непросто быть на ты.
Как бы то ни было, в Пури мы замечательно отдохнули от напряженного графика поездок по Индии, когда каждое утро мы либо спешили на церемонию, либо ехали куда-то на поезде. Сегодня же мы с удовольствием проспали рассвет. Мы – но не Тэрасава-сэнсэй. Он один побежал на берег встречать солнце. Я подумал, что для него это никогда не было обязанностью, от которой хочется иногда отдохнуть. Ведь восход – это всегда по-настоящему красиво! А может быть, все дело было в блохах, кусавших Сэнсэя, как он признался, всю ночь…
Мы не смогли побывать в одном из трех крупнейших храмов индуизма – Джаганатхе. Иностранцам ведь запрещено посещать большинство индуистских храмов. Но удалось посмотреть на Джаганатху с крыши соседнего дома, жильцы которого привыкли к толпам иностранцев, валящим по лестничной клетке.
Вечером, когда спадает жара, на берегу раскидывается базарчик. Продают необычно большие раковины. Продавцы дуют в них, играя, как на трубе.
13 ноября 1996 г
. По случаю Нового года в штате Орисса сбрасывают в реки глиняные статуи божеств, которые постепенно растворяются, плывя по течению. Когда мы ехали на гору Раритагири, где ведутся раскопки древнего тантрического[85] центра, нашему джипу преградила путь делегация от деревни, жители требовали сделать пожертвование на праздник Нового года, указывая на еще не раскрашенные статуи под навесом возле дороги.Это напомнило мне о требовательности индийских нищих. Они просят тебя так, будто ты им должен! В то же время ты сам тоже должен требовать даже сдачу в магазине, причем безо всякой гарантии ее получить, если не проявишь максимум настойчивости.
Итак, мы побывали сегодня на горе Раритагири, а также на горах Удайягири и Конагири, расположенных по дороге к тантрическому центру. Удайягири огорожена металлической сеткой, вход платный. Там раскопки пещерного джайнистского монастыря. Перед входом – небольшой действующий джайнистский храм. У меня было такое представление, что джайны ходят нагишом, оказалось же, что они одеты в длинные белые одежды. На горе Конагири, через дорогу от Удайягири, стоит красивый индуистский храм. Возможно, раньше там также был пещерный монастырь, но не джайнистский, а буддийский. На обеих горах полно обезьян. Они особенно нападали на Алексея из Казахстана, которому пришлось ударами в барабан отпугивать их. Ильхэ-сыниму из Донецка обезьяна прыгнула неожиданно прямо на загривок. С большой неохотой разжала она через некоторое время свои жаркие объятия. Обезьяны носятся повсюду, высоко прыгают, хулиганят, разбрасывая фрукты и безделушки на лотках торговцев, и тут же удирают с истошными криками. Иногда же сидят, задумавшись, как роденовский мыслитель…
Сегодня мы ездили без Тэрасавы-сэнсэя. Возвратившись, мы рассказали ему о странном отношении к нам обезьян. Он засмеялся, сказал, что, наверное, в прошлых жизнях мы вместе с ними практиковали как монахи в этих местах, но из-за своей нерадивости они переродились животными и теперь смотрят на нас, никак не могут понять, почему мы тоже не стали обезьянами.