По моей могиле кто-то ходил

— Пусть всюду распространят приметы этого человека, пусть проверят вокзалы и аэропорт, обследуют причалы. Нужно обыскать этот участок док за доком. Не могли же они расщепить автомобиль, как атом. Если фургон не покидал порта, то наверняка он находится в одном из складов.

— Конечно, герр комиссар, я уже отдал соответствующие инструкции. Наши люди обследуют все переулки, тупики, склады…

— Превосходно. Я требую самой тщательной работы. Попросите подкрепление в главном комиссариате. Перевести весь порт на осадное положение. Прежде всего я хочу разыскать этот фургон, чего бы это ни стоило.

— Слушаюсь, герр комиссар.

Комиссар вышел из машины, достал из кармана новую сигару, но, поскольку лило как из ведра, не зажег ее. Все же он засунул ее в свой тонкогубый рот и принялся с наслаждением покусывать.

Публике всегда нравились побеги из тюрем. Это — как настоящий спектакль! Да и журналисты не преминут примчаться сюда.

Комиссар вспомнил, что сегодня утром надел свежую белую рубашку, и мысленно похвалил себя за это. На фотографиях он будет хорошо смотреться.

Он спрятался от дождя в будку охранника. Тюремный фургон не иголка в стоге сена. Его так легко не спрячешь.

Баум вышел вслед за Паоло. Немец казался недовольным. В отличие от Варнера, не обращавшего внимания на своих «клиентов», Бауму не нравилось поведение Франка. Немец был человеком решительным и лишенным угрызений совести, но обладал определенным чувством логики. Поэтому он расценивал реакцию беглеца как неадекватную ситуации, и это беспокоило его.

— В конце концов, ты слишком несправедлив, Франк, — сказала Лиза. — В течение целых пяти лет я бродила, как зверь, вдоль стен, за которыми тебя держали, пытаясь найти способ вытащить тебя оттуда…

— Я знаю, — отрезал он.

И добавил непримиримо, как и прежде:

— Значит, ты сказала мне, что виделась с Гесслером раз в неделю, так?

— Я не считала.

— Но ты же сама сказала это!

Лиза чувствовала себя слишком усталой, чтобы протестовать. В конце концов, если уж ему так нравилось терзать самого себя…

— Я уже все сказала тебе.

— И ты виделась с ним только ради того, чтобы узнать новости обо мне?

— Только ради этого, Франк.

Скорчив ужасную гримасу и покачав указательным пальцем, он больно ткнул им в грудь Лизы.

— Да, но Гесслер приходил ко мне только раз в месяц… Не чаще! — в ярости выкрикнул молодой человек, снова встряхивая свою любовницу. — Слышишь, Лиза?

— Ну и что? — возразила молодая женщина. — Он единственный человек, которого я знала в этой стране. Единственный, кто мог что-то для меня сделать. Единственный, кто встречался с тобой! Это ведь так легко понять!

Франк, казалось, немного успокоился.

— Расскажи мне план побега.

— Он видел, что я пребываю в полной растерянности и в то же время совершенно решительно настроена вытащить тебя оттуда.

— Идея побега пришла ему в голову?

— О, нет! Мне.

— Хорошо. Объясни… Давай же, солнышко, сделай усилие. Ты же слышала, что сказал Паоло: уже десять минут восьмого.

Лиза вздрогнула: упоминание о времени испугало ее.

— Ну и что? — тоскливо спросила она.

— А то: время поджимает, рассказывай!

Инстинкт молодой женщины предупредил ее о неожиданной угрозе. Франк решился на страшный поступок: она прочла это в его голубых и чистых — как будто пустых — глазах.

— Франк, почему ты говоришь, что время поджимает?

Вместо ответа он улыбнулся.

— Ты спросила его, согласится ли он помочь тебе организовать мой побег?

Она кивнула.

— А что он ответил?

— Сначала он сказал, что это безумие, что побег невозможен.

— Но затем он согласился!

— Он сказал, что дело может удаться только в том случае, если мне помогут квалифицированные специалисты. И тогда он направил меня к Бергхаму. Ты слышал о нем?

Франк покачал головой:

— Ты же знаешь, что я никогда не посещаю своих коллег! — сыронизировал он. — Продолжай!

— Я встретилась с Бергхамом, и он назначил цену.

— Когда это было?