Он провел Хьюи в дом, а Ледбиттер вернулся к машине. Приговоренный к расстрелу имеет право попросить, чтобы ему завязали глаза. Ледбиттер не мог воспользоваться этой милостью, но все-таки, чтобы оттянуть момент, узнавания, нахлобучил фуражку на самые брови. Он попробовал изгнать из головы все тревожные мысли, но когда из этого ничего не вышло, решил отвлечь себя картинами солнечного дня на морском побережье — уловка, к которой он прибегал в минуты крайнего напряжения.
Он нежился у моря в Рамсгейте, когда в дверях послышались шаги.
По ступенькам спускались леди Франклин и Хьюи. Словно боясь пропустить хоть слово из того, что говорил ее спутник, она заглядывала ему в глаза, а стоило ему чуть повернуть голову, она тотчас настигала его взглядом. Увидев их, Ледбиттер вылез из машины, обогнул ее спереди и, открыв дверцу перед леди Франклин, застыл, как часовой, глядя прямо перед собой. Хоть он и был на голову выше леди Франклин, он увидел ее лицо: уже собираясь сесть в машину, леди Франклин взглянула на шофера. Она чуть нахмурилась. Ледбиттеру вдруг стало обидно до слез: и это, значит, все? Впрочем, тут же задал он себе вопрос: чего он, собственно, ожидал? Бурной радости или взрыва негодования? Господи, для нее он просто мелкая сошка, о которой она давным-давно забыла.
— Куда теперь? — осведомился он.
— Я думаю, в Ричмонд, есть там одно неплохое местечко — называется «У лодочника», что вы на это скажете, Эрнестина? — спросил Хьюи голосом, в котором смешались робость и самоуверенность.
— Я там никогда не была, но уверена, что мне понравится, — ответила леди Франклин.
«Той, первой, там очень даже понравилось, — подумал Ледбиттер, — только неужели у него такая бедная фантазия — зачем возить их обеих в одно и то же место? Впрочем, какая разница — платит-то за все вторая».
— Надеюсь, вам будет удобно в этой машине, — продолжал Хьюи, — можно было, конечно, заказать и побольше, но для двоих эта, по-моему, в самый раз. Да и водитель прекрасный — я доверяю ему, как самому себе.
Ледбиттер почувствовал, что краснеет затылком.
— Во всяком случае, он внимательный, — сказала леди Франклин и опять замолчала.
— Дорогая, вы что-то сегодня неразговорчивы, — приставал к ней Хьюи. — Надеюсь, у вас ничего не случилось? Вы ведь хотели куда-нибудь прокатиться. Но давайте я скажу шоферу, что мы передумали, — можно поехать к вам. Милейшая миссис Даррел что-нибудь состряпает нам на ужин. Если хотите, я с ней сам вступлю в переговоры. Ко мне она, по-моему, испытывает слабость.
— Все в порядке, — сказала леди Франклин. — Я просто... просто очень счастлива. Ведь сегодня мы впервые выезжаем вместе.
— Да, да, — поспешно согласился Хьюи, — хотя мы могли сделать это давно. Я не раз сбирался предложить такую поездку, но не удавалось найти машину.
«Не удавалось найти машину! — усмехнулся про себя Ледбиттер. — Да ты же, подлец, и не пробовал!»
— Я обожаю поездки, — сказала леди Франклин. — В Ричмонде, наверное, все так романтично. Сама не знаю, почему я там никогда не бывала. А вы? Наверное, вы туда ездили работать?
— Да, да, — отозвался Хьюи. — В основном работать. Садился на автобус и ехал. Так еще интереснее. Столько занятных типов попадается по дороге, но поскольку сегодня особый случай... А вы когда-нибудь ездили в автобусе?
— Ну конечно.
— Мне трудно вас там представить, Эрнестина. Где угодно, только не в автобусе...
— Но я обожаю ездить в автобусах. Там такие очаровательные кондукторы и кондукторши. Я обожаю, когда меня называют «милочка» и «солнышко», — правда, прелесть?
— А что, если я попробую вас так называть?
— Ради Бога.
— Тогда, солнышко... нет, звучит фальшиво, к вам это не подходит. Наверное, я всегда буду с вами почтителен.
— Но, дорогой, я этого не вынесу. Со мной не надо церемониться. Я люблю, когда меня держат в строгости. Пойди туда, сделай то. Люди вообще ценят строгое обращение. Почему же я должна отличаться? Когда я была не такая, как все, я очень страдала. Но теперь ведь по мне не скажешь, что я сильно отличаюсь, не правда ли?
— Нет, милочка, конечно, не скажешь!
— Как я рада! Но мне хотелось бы, чтобы вы отличались от всех остальных.
— Почему же?
— Потому что мужчинам так больше идет — в особенности художникам. А мне хочется, чтобы вы стали великим художником!
— Полно вам, Эрнестина!
— Я не отстану от вас, пока это не произойдет.
— А вдруг это уже произошло?
— Я не сомневаюсь, что вы великий художник. Но надо, чтобы так считали все остальные.
— Радость моя, у вас грандиозные планы.
— А что в этом такого? С вашим талантом и моими... В общем, вы могли бы стать моим памятником.
— Зачем вам памятник?
— Чтобы существовать вне себя самой — в вас. Ведь это вполне естественное желание для женщины...
— Пожалуй.
— Это было бы невозможно, если б я не верила в вас. А я верю всей душой.
— Как в художника, — осведомился Хьюи, — или как в человека?
— И как в художника, и как в человека. Я не смогла бы верить в какую-то одну часть вашей личности. Это очень скучно.
— Зато реалистично.
— Но, дорогой, вы говорите ужасные вещи!