По найму

Она подошла к дивану и стала рассматривать свертки. Позабыв о своем обещании, Констанция сделала то же самое. От перетаскивания с места на место у свертков был потрепанный и очень жалкий вид. Казалось, подарки страдали от того, что никому нет до них дела. Зрелище было настолько унылым, что Констанция отвела глаза и загрустила. Что и говорить, была тут и доля ее вины, но разве можно сознаться в этом, не причинив леди Франклин новых мучений. На душе у нее заскребли кошки. Скорее бы уйти! Зачем, ну зачем затеяла она этот визит. Эта мысль крутилась в голове, словно размагнитившаяся стрелка компаса. «Если б я верила, что существует возмездие за грехи наши, — вдруг подумалось ей, — то вот оно: жизнь без смысла, без цели, пустота...

Зачем она пришла? Что собиралась сказать? Она вспомнила все и неожиданно для себя самой проговорила:

— Чуть не забыла! Меня просили кое-что вам передать.

— Передать? Мне? — удивилась леди Франклин. — Что же?

И только сейчас Констанцию осенило. Она так разволновалась, что все прежние мысли, колебания, сомнения пропали без следа. Вот она, разгадка! Тогда все встает на свои места. Почему она не сообразила раньше?! Но язык отказывался ей повиноваться. Она вдруг начисто позабыла роль.

— Возможно, вас это удивит, — наконец проговорила она, — но он... он очень просил меня вам передать...

— Он очень просил мне передать? — переспросила леди Франклин и задрожала как в лихорадке.

— Да, — ответила Констанция, в поисках словесного выражения того, что не давало ей покоя, забывшая уточнить, о ком, собственно, шла речь. — Он считал, что с вами поступили нехорошо, и очень за вас переживал. Он сказал, что во всем виноваты мы оба... Как он нас ругал! Он, конечно, был прав.

— Он сказал, что во всем виноваты вы оба? — опять переспросила леди Франклин. — Я ничего не понимаю. При чем здесь вы?

— Он узнал об этом случайно, — продолжала идти напролом Констанция. — Мы говорил при нем, и он все слышал. Он знал обо всем с самого начала и страшно мучился, оттого что... вас хотели обмануть.

— Кто мучился? Хьюи? — воскликнула леди Франклин. — Вы хотите сказать, что он мучился из-за этого письма? Прошу вас, не надо об этом. Я знаю, что он мучился. Я тоже мучилась. И он сказал мне, что все это неправда. Он много раз повторил это. Наверное, так оно и было.

— Да нет же! — наконец-то опомнилась Констанция, ужаснувшись неожиданному повороту беседы. — Я имела в виду вовсе не Хьюи. Я говорила о Ледбиттере, о шофере, который возил нас.

— А что знал Ледбиттер?

— Он... он знал... Не спрашивайте меня, леди Франклин.

— Но вы должны мне все рассказать. Это для меня крайне важно. Ледбиттер знал, что вы с Хьюи...

— Ничего он о нас не знал... Ровным счетом ничего.

— Но вы только что сказали, что он обо всем знал и это его страшно мучило. Вы должны мне все рассказать. Я настаиваю.

— Нет, нет, леди Франклин. Мне больше нечего вам рассказать. Честное слово. Просто Ледбиттер...

— Можете не продолжать, — сказала леди Франклин. — Вы и так уже все мне сказали. Может, и напрасно — я узнала то, чего очень не хотела знать. Я старалась не думать об этом, и весьма успешно. Вы же разрушили мое неведение, мое убежище, и я опять очутилась в мире печальных мучительных истин.

— Эта истина не должна причинить вам боли, — сказала Констанция. — Ледбиттер...

— Что Ледбиттер? — перебила ее леди Франклин и слегка покраснела.

— Он любил вас, леди Франклин. Его последние слова были: «Передайте леди Франклин, что я люблю ее». С этими словами он и погиб.

Ледбиттер добился своего: его услышали.

Леди Франклин отошла от дивана и села в кресло. Констанция оцепенело смотрела на подарки.

— Правда, теперь это уже не важно, — сказала она. Ответ последовал не сразу.

— Почему же, — возразила леди Франклин. — Это очень важно... Значит, письмо послал Ледбиттер?

— Да.

— И сказал в нем правду?

— Да.

— А почему он это сделал?

Господи, неужели она и в самом деле ничего не понимает, удивилась про себя Констанция, а вслух сказала:

— Потому что он вас любил.

— Благодарю вас, — сказала леди Франклин. — Благодарю вас, что пришли меня навестить. Но теперь мне надо побыть одной.