Читаем По наследству. Подлинная история полностью

В ответном письме врачу Кридон упомянул, что несколько лет назад встретил на одном ужине в Чикаго моего брата, и тот рассказал ему, какой путь прошел отец в «Метрополитен» — начал рядовым агентом, а кончил менеджером большого отделения, — после чего Кридон пригласил отца отобедать в главном управлении. Кридон отозвался об отце как о яркой личности и добавил, что, если в своем биографическом эссе я точно передал мнение моего отца относительно якобы имевшей место в «Метрополитен» религиозной предвзятости, с тех пор отец его наверняка переменил.

Если врача поразило, что я могу поверить, будто бы крупнейшая американская страховая компания ущемляла в прошлом права евреев, меня, в свою очередь, весьма удивило, что два видных служащих компании, тон чьих писем был во всех других отношениях доброжелательным, полагают, будто этот неопровержимый факт следует отрицать и в конце 1980-х, даже перед собой. Однако, если бы эти письма раздосадовали меня лишь крайне неправдоподобной неосведомленностью, я, скорее всего, ограничился бы благодушным письмишком: сообщил бы, что у меня есть основания придерживаться другого мнения, и на том поставил точку. А что задело меня и подстегнуло ответить им, так это их желание свалить вину за нелестное представление об их компании на отца, на его якобы ни на чем не основанные «суждения» и «мнения», а не на политику компании в прошлом.

Получив их письма, я позвонил отцу.

— Послушай, — сказал я, — а ты, оказывается, оговаривал «Метрополитен». Они любили евреев всем сердцем. Не знали, как побыстрее продвинуть их. Ну а все прочее — еврейская паранойя.

И прочел ему письмо, которое врач написал Кридону в ответ на мое эссе.

Когда я кончил читать, отец рассмеялся — довольно сардонически.

— Ну что скажешь? — спросил я.

— Наивняк он, этот твой врач. Назови-ка еще раз его фамилию.

Я назвал.

— Даблин, он — еврей, что да, то да, — сказал отец. — И начальником у меня тоже был еврей, Петерфрейнд. Но чтобы еврею было так же легко продвинуться в «Метрополитен», как и христианину? В те годы? Да ни в жизнь. В главном управлении евреев можно было пересчитать по пальцам одной руки.

После этого разговора я несколько дней кряду прокорпел в архивах Американского еврейского комитета на Пятьдесят седьмой улице. Направил меня туда один из сотрудников Антидиффамационной лиги «Бнай брит»[38], куда я позвонил — справиться, где можно найти материалы по ущемлению прав евреев в страховом деле. Заполнив страницу за страницей выписками из опубликованных за многие годы статей в «Нью-Йорк таймс», из докладных записок секции защиты гражданских прав Американского конгресса, а также из различных книг и журналов, я составил письмо Джону Кридону на двух с половиной страницах— подкрепил документальными свидетельствами те «суждения» отца, которые они с врачом поторопились опровергнуть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Классическая проза / Классическая проза ХX века / Проза