По неправедному пути

– Батюшка, Онисим Ильич! Куда уж тут самовар! Горюшко-то какое!

– Что там еще?

_ Да дочка твоя, не знаю, где поделась!

Испугался Головачов.

– Как так? – говорит.

– Да так! .. Как уехал ты вчерась-то, она и вышла куда-то… узелок небольшой взяла. Я думала, она к попадье; ждала-ждала – весь день прождала. Перед вечером заснула я, заспала да и позабыла, что ее нетути. Хватилась сегодня утром, а у нее и постель, не помята. Я к попадье, а та ее и не видала. Тут я и догадалась что она куда-нибудь сбежала.

Как громом пришибло Онисима Ильича: лицо посинело, в глазах помутилось, весь зашатался – еле за косяк удержался. Постоял он так несколько времени, наконец раскачался, вышел из кухни, пошел во двор и велел работникам собираться в погоню. На крыльце стоял какой-то человек.

– Тебе что? – спросил Головачов.

– Хозяина бы мне нужно! – Сказал человек.

ґ Я самый. Что нужно?

– Вот письмецо вашей милости.

– Откуда?

– С чугунки. Не знаю от кого: господин какой-то с барышней велел отдать.

Выхватил письмо Головачов, разорвал конверт и стал читать. В письме вот что было написано:

"Почтеннейший Онисим Ильич! Когда вы получите это письмо, ваша дочь будет уже моей женою. Извиняюсь, что так: поступил, но делать было нечего. Я люблю вашу дочь, она меня тоже. Вы не пожелали согласиться на наш брак, а мы не могли жить друг без друга. Приданого от вас нам не нужно было. Нам ничего и не оставалось, как поступить так, как мы поступили. Прощайте, не поминайте лихом.

Известный вам учитель Алексей Черневский"

Тут же была приписка от Аннушки. Она писала: "Милый тятенька! Простите меня за то, что я ушла от вас. Если бы я не любила Алексея Андреевича, я бы не сделала так. Вы знали, что я люблю Алексея Андреевича, и потому я не могла выйти замуж за Петра Емельяновича. Когда мы устроимся, то я напишу вам обо всем, а пока прощайте."

Прочитал письмо Головачов, зашатался и как сноп повалился наземь. Посланный испугался и не знал что делать. Услыхала кухарка, выбежала, закричала работникам. Собрался народ, обступили Головачова и не знают, что делать. Кто-то надумал наконец унести в комнаты Онисима Ильича.

Подняли его работники, отнесли в комнаты и положили на кровать.

X

Поехали за доктором. Приехал доктор, осмотрел больного, начал тереть ему виски каким-то спиртом и дал чего-то понюхать.

Очнулся Головачов, открыл глаза, еле язык шевелит, ослаб так, что с места сдвинуться не может.

Стали работники у доктора про хозяина спрашивать, и говорит доктор, что с ним удар приключился, что едва ли долго проживет.

Тан и ахнули работники!

Поделал еще что-то доктор у больного и уехал, сказал, что к вечеру еще приедет.

Собрался с силами Онисим Ильич, попросил священника привезти. Поехали за священником.

Ждал-ждал Головачов, измучился весь. Наконец вернулся работник.

– Не застал священника,- говорит,- уехал по приходу; не раньше ночи вернется.

Застонал Головачов:

– Ох, боже мой, боже мой! Кажись, и не дождаться мне. Боюсь умереть так-то…

Полежал он еще, потом приподнялся, словно что вспомнил, окликнул работника и говорит: тяжко мне, не могу больше ждать.

– Кликни сюда всех, кто там есть … работников, приказчиков … всех, кого встретишь, зови … хочу при всех покаяться.

Кинулся работник из горницы, пошел сзывать. Стали сходиться люди. Собрался с духом Головачов и начал свою исповедь:

– Умираю я, братцы! Хочу хоть перед вами душу свою облегчить. Велики мои грехи, братцы; много я на своем веку зла наделал; с самого почти детства и до сих пор шел я по неправедному пути и … дошел … до … гибели.

Остановился Головачов, передохнул маленько и опять стал говорить:

– Много грехов легло на мою душу. Бывало, позабудешь про мирские дела свои, пораздумаешься об беззакониях своих, и тяжело станет на сердце, словно камень какой на него наляжет. Только не долго так бывало; начнешь что-нибудь делать, все пройдет, и позабудешь про грехи-то; только думаешь о том, как бы получше дело обделать, как бы побольше пользы было; а не размыслишь того, что иногда польза-то моя один грех … Давно я этот грех сделал, смолоду еще … Нечистыми путями разбогател я … обокрал … и не то что обокрал … а еще того хуже … Вспомнить страшно …

Перепел опять дух Головачов и продолжал:

– Смолоду-то я жил бедно, почти что нищим. Пастухом бывал, а не то и милостыней кормился. А потом в работники попал к богачу сельскому Андрею Петрову. Одинокий человек был и больной к тому же. Без помощи ни встать, ни ходить не мог. Делами его приказчик заведовал. И приставил он меня за собою ходить… Три года прожил я ґ ничего все. Только очень мне завидно стало, глядя на его богатство. Ну и подсмотрел я раз, как он в подушку деньги зашивал. И запало мне это в голову. А тут разболелся хозяин совсем, лежит, не встает. Пришла, значит, ему смерть. Послал он за попом. А я в те поры остался с ним один на один. Ну … и соблазнил меня лукавый … Ох, грех … Господи мой … выговорить-то страшно.